Читать книгу - "Ночь святого Вацлава - Лайонел Дэвидсон"

– Да, конечно. Разумеется, – нетерпеливо ответила она. – Это просто совет, я не настаиваю, Я тут написала несколько рекомендательных писем к людям, имеющим какой-то вес. И, естественно, к Хане Симковой. Помнишь бабушку, которая тебя когда-то нянчила? А теперь, – резко сказала она, усаживаясь возле меня и беря меня за руку, – если мистер Габриэль позволит убедить себя в том, что у человека есть право на уединение в собственной комнате, мы с тобой сможем это обсудить.

Бедняга Имре с важным видом удалился. А чистый голос моей матери все звенел и звенел.

В воскресенье, перед моим отъездом, Имре отвел меня в сторону.

– Послушай, – сказал он, – мне не удалось отговорить ее писать письма. Что поделаешь! Это для нее такая радость!

– Неважно, дядя. Все нормально.

– Даже твоей старой няньке Хане. Хана умерла года два или три назад. Ей я этого, конечно, не рассказал. Даже муж Ханы куда-то переехал. Твоя мать совсем отстала от жизни, – печально добавил он. – Ты очень на меня сердишься, Николас?

– Нет, дядя, не сержусь.

– Дай-ка сюда эти письма. Я их выброшу или сожгу.

Он говорил так покаянно, так хотел все загладить, что я выполнил его просьбу.

Я уехал сразу после чая и в половине девятого подкатил к площади Фитцвольтер. На площадь быстро опускались сумерки, и она пустела на глазах. Я немного посидел в машине, погруженный в глубокую меланхолию. Мауру видеть не хотелось. Возвращаться к себе – тоже.

Я сидел в машине и тоскливо размышлял о Канлифе, Павелке и о поездке в Прагу. Я думал, где окажусь в это же время через неделю.

Потом, когда на площади зажглись огни, я вышел из машины и направился к бару «Мушкетеры», расположенному прямо у перекрестка. По воскресеньям я всегда пил здесь пиво. В баре сидела миссис Нолан с подругой – обе уткнулись в телевизор. Я заказал пинту пива и выпил ее залпом. А миссис Нолан даже не повернула головы.

Потом я пошел в другой бар, в котором было повеселее, и увидел там Вала с Одри – тех самых, у которых была тусовка на прошлой неделе. Стареющая модель помахала мне рукой. И я помахал ей в ответ. Но подходить не стал. Я разглядывал их компанию с любопытством, размышляя, кто из них за мной шпионит – если, конечно это кто-то из них. Но все это пустые размышления. Я вышел из бара, медленно побрел обратно к машине, набросил на нее чехол и вошел в парадную.

На часах было без четверти десять. В вестибюле темно. Сверху, из какой-то комнаты, раздавалось тихое бурчание радио, кто-то слушал воскресный спектакль. «Да только какому спектаклю сравниться с этим, нашим!» – думалось мне, когда я с чувством странной отрешенности бросал монету и набирал телефон Канлифа.

Он тут же снял трубку, и я сказал:

– Это Николас Вистлер.

– Да, мистер Вистлер?

– Вы просили позвонить.

– Очень хорошо, что вы это сделали. Я хотел убедиться, что вы вернулись из Борнемута. Впрочем, мне уже об этом сообщили.

У меня медленно и противно зашевелились волосы на голове.

– Значит, вы все еще ведете за мной слежку?

– Мы обязаны проявлять определенную осторожность. Вы взяли на себя очень серьезную миссию. Готовы ли вы вылететь во вторник, в десять утра?

Я не ответил, думая о шумной компании из «Мушкетеров». Любой из них мог отлучиться на минутку после того, как я оттуда вышел. «Да та же миссис Нолан», – подумал я, вдруг вспомнив маленькую, прилипшую к телевизору фигурку. Но миссис Нолан была не в курсе всех приколов, связанных с Белой. Только приятели знали про Белу – наши с Маурой приятели. Так неужели… Нет, не может быть, чтобы Маура… как может Маура? Маура даже не знает, что я вернулся. Смутившись и растерявшись от этой мысли, я сказал трубке:

– Нет. Я еще не уверен. Я пока не пришел ни к какому решению.

– Прекрасно вас понимаю, – проскрипел мне в ухо искаженный голос Канлифа. – Может быть, вы заглянете ко мне утром, в двенадцать часов? Ваша виза уже готова.

– Я подумаю.

– Это очень важно, – сказал он, и в трубке щелкнуло. Я положил трубку и медленно побрел к себе наверх.

На второй площадке меня пронзило какое-то неприятное подозрение. Бурчание радио стало громче, но раздавалось оно не с первого этажа и не со второго. А на третьем была одна-единственная комната – моя.

Я тихо поднялся на следующий марш и с бьющимся сердцем встал у порога.

Из-под двери пробивался лучик света. Никакого сомнения – радио звучало там, в моей комнате. Я приложил ухо к двери и услышал поскрипывание дивана и похрустывание бумаги.

Я отнюдь не чувствовал себя героем. Далее подумал, что, может, стоит по-тихому сп ус т и т ь ся вниз и прихватить что-нибудь – палку или копа, чтобы можно было защититься. Но ничего такого я не сделал. А нагнулся, собравшись с духом, в темноте снял ботинки, выставил их перед собой как оружие, распахнул дверь и завопил:

– Кто тут?

– Я, – сказала Маура. Она сидела на диване и разворачивала фантик конфеты. – Я думала, сколько ты еще будешь пропадать?