Читать книгу - "Стая - Франк Шетцинг"

— Извините, — сказал Вандербильт. — Я понятия не имею, о чём вы говорите.

— Неужто? — усмехнулась Ли. — А я думала, что ЦРУ живо интересуется всем, что касается промывания мозгов.

Вандербильт запыхтел и стал озираться по сторонам.

— Кто-нибудь может мне объяснить, о чём здесь говорят?

— Нейронный компьютер — это модель полной реконструкции мозга, — сказала Оливейра. — Видите ли, наш мозг состоит из миллиардов нервных клеток, каждая из которых связана с бесчисленным множеством других. Они взаимодействуют между собой посредством электрических импульсов. Таким образом, знания, опыт, эмоции постоянно актуализируются, заново группируются или архивируются. В каждую секунду нашей жизни, даже когда мы спим, наш мозг подвергается непрерывному переструктурированию. С сегодняшней техникой можно локализовать активные ареалы мозга с точностью до миллиметра. Как географическую карту. Мы можем по этой карте видеть, что человек чувствует, что думает, какие нервные клетки активизированы одновременно — например, в момент поцелуя или испытываемой боли, или воспоминания.

— Известно, какие места нужно возбуждать электрическими импульсами, чтобы вызвать желаемую реакцию, — перехватил нить Эневек. — Но это пока слишком приблизительно. Как географическая карта, исполненная в масштабе пятьдесят километров в сантиметре. Курцвайль верит, что скоро мы сможем сканировать весь мозг, включая каждое отдельное нервное соединение, каждый синапс и точную концентрацию всех химических веществ-посланников — вплоть до последней детали каждой отдельной клетки!

— Уф-ф! — сказал Вандербильт.

— Если располагаешь всей этой информацией, — продолжила Оливейра, — то можно весь мозг со всеми его функциями перенести в нейронный компьютер. Он представит превосходную копию мышления персоны, мозг которой сканируется, включая все воспоминания и способности. Второе «я».

Ли подняла руку.

— Я могу вас заверить, что МК0 ещё не дошли до этого, — сказала она. — Нейронный компьютер Курцвайля продолжает оставаться лишь проектом.

— Джуд, — в ужасе прошептал Вандербильт. — Это же строго засекречено.

— МК0 возникли по военной необходимости, — спокойно сказала Ли. — Иначе пришлось бы жертвовать людьми. Проект зашёл в тупик, но это временная остановка. Мы уже на пути к искусственному интеллекту. Медицина недалека от того, чтобы заменять человеческие органы микрочипами. Слепые при помощи таких имплантантов уже могут различать контуры предметов. Возникнут совершенно новые формы разума. — Она сделала паузу и посмотрела на Эневека. — Ведь вы имели в виду именно это? Всё говорило бы в пользу гипотезы Ближнего Востока, если уж придерживаться этого условного обозначения, если бы человечество уже пришло к тому, что задумал Курцвайль. Но мы до этого ещё не дошли. Ни Америка и никто другой. Никакой человек не мог вывести желе, которое явно функционирует как нейрокомпьютер.

— Нейрокомпьютер на деле означает полный контроль над каждой мыслью, — сказал Эневек. — Если желе является чем-то в этом роде, то оно не просто управляет животным, оно становится частью его мозга. Клетки этой субстанции берут на себя функции клеток мозга. Либо они расширяют мозг…

— Либо заменяют его, — закончила Оливейра. — Леон прав. Такой организм не мог произойти из человеческой лаборатории.

Йохансон слушал с колотящимся сердцем. Они подхватили его мысль. Они начали с этим работать и привнесли новые аспекты, и каждое слово, которое говорилось, укрепляло его теорию. Вокруг шла дискуссия, а он уже начал представлять себе этот биологический компьютер. Тут вскочил Роше.

— А как вы объясните, доктор Йохансон, откуда они там, внизу, так много знают о нас?

Йохансон увидел, как Вандербильт и Рубин одобрительно закивали.

— Это нетрудно, — сказал он. — Когда мы вскрываем рыбу, это происходит в нашем мире, а не в их. Почему же они не могут в своём мире получить знание о нашем? Каждый год тонут люди, а если этого мало, они добудут дополнительно сколько понадобится. С другой стороны, вы правы: сколько они на самом деле знают о нас? Я доходил до предположений об органическом нападении ещё до оползня. Но не думал, что за этим может стоять человек. Слишком чужеродной казалась мне вся стратегия. И вот единым махом была уничтожена большая часть всей североевропейской инфраструктуры. Это было превосходно спланировано и повлекло за собой неисчислимые последствия для нас. Но топить маленькие лодки при помощи китов — это, наоборот, представляется мне наивным. Хищнический лов рыбы не остановишь стаями ядовитых медуз. Кораблекрушения больно задевают нас, но вряд ли могут действительно нарушить судоходство во всём мире. Однако бросается в глаза, как много они знают о наших кораблях. Всё, что непосредственно касается их жизненного пространства, они знают. Мир, расположенный выше, знаком им не так хорошо. Послать на сушу крабов с ядовитыми водорослями — это свидетельствует о превосходном военном планировании, но затея с бретонскими омарами им скорее не удалась. Они явно не продумали проблему более низкого давления. Когда желе внедрялось в тела омаров, оно было подвергнуто глубоководному сжатию. А на поверхности оно, конечно, расширилось, и некоторые омары полопались.

— В крабах они уже учли этот промах, — сказала Оливейра.

— Ну да, — возразил Рубин. — Крабы дохли, едва оказавшись на суше.

— Ну и что? — ответил Йохансон. — Свою задачу они выполнили. Все эти выводки были приговорены к скорой гибели. Они должны были нанести удар нашему миру, но не населить его. Но куда вы ни посмотрите в ходе этой войны, всё сделано не так, как сделали бы люди! Какие разумные основания были бы у человека изменять гены именно тех существ, которые живут на многокилометровых глубинах, как, например, жерловые крабы? Нет, здесь не человеческих рук дело. Налицо эксперименты, призванные выяснить, где наши слабые места. И от чего следует отказаться.

— Отказаться? — повторил Пик.

— Да. Враг открывает сразу несколько фронтов. На одном фронте нам устраивают кошмар, другой фронт скорее докучлив, но они не дают нам передышки. Большинство нанесённых уколов очень болезненны. Собственно, вся подлость в том, что они нагоняют туманную завесу над тем, что происходит на самом деле. Чтобы мы за мелкими ранами проглядели действительную опасность. Мы оказываемся в положении циркового жонглёра, который ставит тарелки сразу на несколько шестов и раскручивают их, чтобы тарелки не упали. Жонглёру приходится бегать от одного шеста к другому. Едва он стабилизировал последнюю тарелку, как начинает шататься первая. И чем больше тарелок, тем быстрее ему приходится бегать. В нашем случае число тарелок далеко превосходит возможности жонглёра. Такое число атак нам не по плечу. Сами по себе проблемы нападения китов или исчезновения рыбных стай не представляются неразрешимыми. Но в сумме они достигают своей цели, а именно: парализовать нас. Если эти явления будут шириться и дальше, целые государства окажутся в полной растерянности, а другие государства воспользуются этим, начнутся крупные региональные конфликты, которые выйдут из управления, и победителей в них не будет. Мы сами себя ослабим и обескровим. У нас не хватит средств, сил, ноу-хау и, в конце концов, времени, чтобы предотвратить то, что они замышляют.