Читать книгу - "Лазутчики - Лоренсо Сильва"

— Человек, страдающий агорафобией, впервые в жизни выходит на пляж, чтобы там застрелиться... — Бэленджер резко помотал головой. — В этом нет никакого смысла.

— У полиции тоже возникла версия убийства, — ответил профессор. — Но в ночь убийства шел дождь. И единственными следами на мокром песке оказались следы Карлайла.

— Жуть, — сказала, поежившись, Кора.

— После самоубийства личные бумаги старика были переданы в семейную библиотеку Карлайлов, которая фактически представляет собой нечто вроде склада в подвале их манхэттенского особняка. Само здание занимал трест Карлайла, пока у него оставались деньги.

— Дневник находился среди этих бумаг? — спросил Бэленджер.

— Да. Когда я выбрал «Парагон» для экспедиции этого года, то провел обычное исследование и узнан о существовании этого хранилища. Человек, надзиравший за имуществом треста, позволил мне ознакомиться с материалами. Он уже давно пытается заинтересовать ими различные университеты. Очевидно, он решил, что я уполномочен моим университетом принять участие в аукционе. Мне позволили целый день работать с бумагами. Тогда-то я и обнаружил дневник.

— А это не может быть просто слухом? Неужели в апартаментах Данаты действительно имеется тайник? — упорствовал Бэленджер.

— Я могу сказать только одно: в дневнике не было вырванных листов.

— Черт возьми, наш поход будет еще интереснее, чем обычно. — Винни энергично потер руки. — Правда, нам все равно предстоит выяснять, который номер занимал Даната.

— Шестьсот десятый, — не задумываясь, ответил Конклин. — Если верить дневнику, оттуда открывался самый лучший вид во всем отеле.

— Не из пентхауза?

— Из-за агорафобии Карлайл не мог находиться в помещениях с большими окнами. Широкая панорама океана смертельно напугала бы его. Но он мог любоваться не только природой. Когда я ранее сказал вам, что Аристотель Онассис хотел купить «Парагон», то не добавил, что Карлайл, скорее всего, не стал бы продавать его, даже если бы поддался на уговоры. Если бы Карлайл продал отель без реконструкции, которая, скорее всего, вылилась бы в полную перестройку, то он мог бы подвергнуться публичному скандалу и, возможно, даже судебному преследованию.

— Что-что? — обескураженно спросил Рик.

— Из-за его любопытства. В здании имелись коридоры, из которых он мог тайно наблюдать за своими постояльцами.

— Глазки? Прозрачные с одной стороны зеркала? — Бэленджер поспешно строчил в блокнот.

— Карлайл страдал не одной только гемофилией. Он заботливо сохранял свои дневники, так как думал, что они служат общественно важной цели. Он считал себя ученым, занимающим промежуточное положение между социологами и историками.

— Кто еще знает об этом?

— Никто, — решительно сказал профессор. — У Карлайла не осталось наследников. Распорядитель треста не проявляет ровно никакого интереса к жизни своего покойного клиента. Это самый типичный бюрократ из тех, которые всю жизнь думают лишь о том, как бы бросить работу, когда им перевалит за пятьдесят. Делает лишь то, что прямо записано в перечне его обязанностей. Глаза без всякого выражения. Очень похож на моего декана в Буффало. Я зарыл дневник на самое дно одной из коробок с бумагами Карлайла. Опекун никогда этого не заметит. Впрочем, если документы купит какой-нибудь университет, то через некоторое время о том, что я рассказал вам, будет знать множество народу. Конечно, тогда это уже не будет значить ровным счетом ничего. На месте отеля будет пустая расчищенная площадка. Именно поэтому это здание и является самым интересным и значимым из всех, куда мы когда-либо проникали. Шанс проверить и задокументировать историю «Парагона» относится к числу тех событий культурной жизни, о которых позднее пишут объемистые монографии.

— Которую, как я надеюсь, вы и напишете, — сказал Винни.

— Это намерение входит в мои планы, — не без самодовольства поклонился профессор.

Кора поглядела на часы.

— В таком случае нам пора двигаться. Время идет.

Наклонив голову, Бэленджер осветил циферблат своих наручных часов и с изумлением увидел, что с того момента, как был покинут мотель, прошел почти час. Как и воздух в туннелях, время казалось здесь спрессованным.

Кора оглянулась на ящики для почты за спиной и сунула руку в один из тех, где еще что-то лежало. В руке у нее оказался хрупкий от старости листок бумаги.

— М-м-м... Кредитная карточка мистера Али Карима, кажется, не имеет обеспечения. Менеджер желает поговорить с ним. Ничего, мистер Карим, не беспокойтесь. Со мной самой такое бывало не раз. — С этими словами она нахлобучила каску и вышла из-за прилавка.

— Жалко, что лифты не работают, — сказал Винни. — Нам придется немало карабкаться по лестницам. Как, профессор, вы сможете справиться?

— Это вы смотрите не отставайте.

Пересекая вместе со своими спутниками вестибюль, Бэленджер настороженно вглядывался в темные углы.

— А вот и танцевальный зал, — фонарик Конклина осветил справа открытые двери просторного помещения с дубовым полом.

— Могу я рассчитывать на следующий танец, Кора? — спросил Рик.

— Черт возьми, моя карта танцев уже полностью расписана. Хотя на самом деле важно только одно: кто будет провожать меня домой.

Рик заглянул в танцевальный зал, улыбнулся и исчез. Через мгновение расстроенное фортепьяно заиграло «Лунную реку».

— Моя любимая песня, — пояснила Кора спутникам.

— Немного старомодно для особы твоих лет, ты не находишь? — добродушно поддразнил ее профессор.

— Мы с Риком любим смотреть старые романтические фильмы с музыкой Генри Манчини. «Дорогое сердце». «Шараду». А «Лунная река» — это из "Завтрака у «Тиффани».

Бэленджер представил себе приступ ревности, который должен был испытать Винни при этих словах.

Музыка то и дело прерывалась короткими паузами: часть клавишей не действовала. Жестяной звук музыки отдавался эхом в огромном пространстве. Бэленджер почувствовал, что его нервы напряглись до предела. Фальшивая мелодия звучала лишь немногим громче их голосов. Никто снаружи не смог бы ее услышать. И все равно, музыка звучала здесь как оскорбление.

Фортепьяно смолкло. Из-за угла показался Рик.

— Не мог устоять. Извините, — произнес он с деланым смущением.

— Если тут и были крысы, то ты наверняка их всех разогнал, — заявил Винни.

Рик рассмеялся и присоединился к своим спутникам.

Группа подошла к большой лестнице. Мраморные ступени, окаймленные великолепными перилами, шли наверх, затем лестница разделялась на два марша, расходившиеся направо и налево. Но исследователи светили своими фонариками отнюдь не для того, чтобы любоваться шедевром строительного искусства. Вместо этого они уставились на белые пятна на мраморе.