Читать книгу - "Последняя черта - Феалин Эдель Тин-Таур"

Резкое "дзинь" разорвало тягучий холод, проняло страхом и смешалось с надеждой. Впрочем, Таша быстро поняла, что ОМОН звонить в дверь не будет, потому вылетела в коридор, следом за Лёхой, который уже открывал дверь.

В коридор вышел и заранее бледный Ворон, хотя не знал наверняка — уже почти свыкся с мыслью, что случилось дерьмо.

Меланхолия стояла, будто её поддерживали чьи-то руки — настолько нетвёрдо и неустойчиво. Выражение лица осталось прежним, единственным на почти всю жизнь, раскрасилось только синяками, растрёпанными всклокоченными волосами, которые было некому расчёсывать и бездонной пропастью тоски во взгляде. Если раньше в Мел проглядывала какая-то жизнь: всполохи беспокойства, радости или злости — не за себя, за Марципан — то сейчас не осталось и этого.

— Её нет, — хриплым ледяным тоном выдавила из себя Меланхолия, сделала несколько шагов и прислонилась к стенке, с трудом унимая дрожь в уставших за прогулку ногах.

Её подвезли люди, вместе с остальными, выпущенными сегодня, но ведь нельзя было называть конкретный адрес, а идти было больно. Вообще двигаться было больно, хотелось лечь и замереть, и одна только мысль — где-то кто-то ещё остался — она заставляла куда-то стремиться. Добралась. А дальше что? Этого Мел не знала. Наверное, сдерживать обещание.

Таша опустилась рядом — маленький, испуганный птенец с глазами на мокром месте, осторожно протянула руку к чужой руке, будто спрашивая разрешения, но вздрогнула от стука трости и отшатнулась к Алисе, поднявшись на ноги. Доктор прошёл в коридор, осмотрел Мел отметил перепачканные кровью джинсы и прикрыл глаза.

— В гостиную. Если не хочешь раздеваться — притащите ножницы, отрежем штанину. Не можешь идти сама — пусть парни помогут.

И скрылся в комнате, глотая боль и злобу. Лёха так и стоял, не двинувшись, смотрел на подругу и ждал реакции. Ворон ушёл за ножницами, вернулся с ними — это показалось ему очевидным. Меланхолия была благодарна Доктору за объяснения, что с собой делать; перевела бессмысленный взгляд на Лёху.

— Помоги.

Лёха помог. Забив на отдавшуюся боль в руке, поднял её на руки, осторожно пронёс в гостиную и опустил на диван. Алиса, понявшая что зрелище там, наверняка, не для слабонервных, попыталась утащить Ташу подальше, но та упёрлась, взглянула на подругу почти твёрдо и теперь все оставшиеся члены компании собрались кто где в гостиной.

Только Ворон вручил Доктору ножницы и свалил, теперь к себе, на кухню. Не потому, что не желал знать, что с Меланхолией, а потому, что и так примерно знал. Ещё считал, что если ему бы не хотелось, чтобы другие такое видели, то и Меланхолии не хотелось бы тоже.

Но самой Меланхолии было совершенно всё равно. Что свои, что чужие руки, что раздевают, что срезают ткань — без разницы. Видят синяки, отпечатки грязных подошв на одежде или белые засохшие пятна на коже — не важно. Лежала послушно, готовая выполнить всё, что от неё потребуется и пыталась не проваливаться совсем в беззаботную тёмную пустоту.

— С-с-сука, — только и выдавил Доктор, сжал — разжал кулак, взял себя в руки. — Вытяни руку, хватит с тебя боли.

Он даже лезть туда не хотел. На всю эту кровь своих смотреть не было молчи — хоть звони в скорую или по знакомым, чтобы занимались другие. Ладони в крови — по истине прекрасное зрелище, только если это кровь совершенно чужая или же вовсе врагов. На Меланхолию он извёл последний морфий, после этого уже осторожно коснулся колена.

Картина отвратительная. С замирающим сердцем Доктор надавил и скрипнул зубами.

— Алиса, в аптеку. Бинты, обеззараживающее. Возьми мою карту в пальто. И если там будут — захвати костыли. Трость тоже пойдёт, но лучше их.

Алиса слова не сказала — просто послушно отправилась выполнять поручение.

— Застряла, — посмотрел Док на Меланхолию. — Буду вытаскивать.

Радовался, что диван кожаный и кровь с него оттирать не сложно. Не понимал, как Мел вообще дошла с такой-то травмой, не понимал, как существовала и откуда бралась воля даже дышать, а не сигануть с моста в тёмные воды Невы. Одно засохшее белое пятно, видное на бедре молча стёр влажной салфеткой, откидывая в заготовленный мешок.

Зыркнул на Ташу — та ретировалась прочь, посмотрел на Лёху, надеялся, что действия морфия хватит и просить Герасима держать несчастную не придётся. Вздрогнул.

Начал копаться ещё до возвращения Алисы со всем требуемым, даже с костылями, тоже израсходовав всё, что оставалось. Молился, что бы обошлось простой хромотой и не пришлось ампутировать. Ранение однозначно было запущено, отекло и выглядело до тошноты отвратительно.

Через пол часа только вытащил деформированную свинцовую смерть, отбросил в тарелку и тут же судорожно выдохнул, утирая пол со лба предплечьем. Обработал мазью, потом заткнул рану щедро смоченной спиртом ваткой, сменил их несколько, прежде чем оставил плотно сложенный отрезок и принялся бинтовать поверх.

— Ходить будешь. Обещаю, — Доктор ободряюще усмехнулся. — Но не в ближайшую неделю точно. На ногу опираться не смей, иначе останешься вообще без неё. Не двигай даже коленом лишний раз. А так... полностью вряд ли восстановиться, но шансы есть.

Врать в таких случаях никогда не умел и сейчас не врал. Шансы были — не высокие, если Меланхолия не станет творить херню. Сепсис он так просто определить не мог, надеялся на простой отёк тканей. Полез в чемодан в поисках таблеток, выложил на диван упаковку.

— Антибактериальные. Хреновые, но лучше, чем ничего. Будешь пинать, иначе — можешь умереть. Я не могу сделать анализы, чтобы понять заражена у тебя кровь или нет. Потом выдам ещё пару упаковок, сейчас нет. Тебя б в больницу, но... — снова усмехнулся, — но лучше не надо.

Меланхолия даже не стонала — боль еле-еле добиралась до сознания иглами сквозь онемение, и была как будто далёкой, совсем не её. В какой-то давний, казалось, момент она совсем перестала осознавать тело, оставив его на чью-то чужую совесть, а сама смотрела сейчас на хмурого Доктора и впитывала каждое его слово, как будто эти слова могли дать ей смысл. Потом только слушала — глаза закрывались сами.

Ворон хоть и не был в гостиной, но тоже внимательно слушал всё, вплоть до шагов выгнанной оттуда Таши, поэтому снова объявился, когда был нужен — с водой. Помог Меланхолии приподняться, выпить таблетки, оставил стакан рядом, снова отступил в коридор, но уйти не смог. Чесались руки сделать ещё хоть что-нибудь, а было нечего. Нашёл плед и накрыл лежащую — кажется, та если не отрубилась, то была близка к этому. Опять замер в смятении. В голове гудел холодный осенний ветер.

...как и где-то там, за окном, где в дорогих особняках, сытости и неприкосновенности, здоровые, лишь слегка взволнованные чиновники подсчитывали больше не звучащие и никогда бы их не поддержавшие голоса погибших.