Читать книгу - "Маэстра. Книга 3. Ультима - Л. Хилтон"

– Да, мы это с тобой уже обсуждали.

– Терпение. Бовалино. Мама Фицпатрика была родом из Бовалино. Работала, если не ошибаюсь, горничной в каком-то отеле в Риме, – спокойно продолжила я, да Сильва снова закурил. – Фицпатрик тоже родился здесь, как и ты.

– И как ты об этом узнала?

– В прошлом году по Фицпатрику отслужили службу в Лондоне. Убийство, такая трагическая смерть! Его мать прилетела в Лондон, ее имя было в некрологе. А потом, сам понимаешь: списки избирателей, прописка в муниципалитете – вы же обожаете бюрократию. На самом деле почти все, кто хочет играть с вами в одной команде, должны быть родом отсюда. Кровная семья становится, если угодно, кланом. Здесь все начинается. Именно в этом месте. Вы все повязаны, хотя, должна признать, мне пришлось попотеть, чтобы понять, какая между вами связь, – триумфально закончила я, с удовлетворением наблюдая за тем, как да Сильва продолжает курить сигарету, хотя от нее остался один фильтр. – Мне продолжать? Следующий сюжет нравится мне еще больше! – заявила я, и итальянец кивнул. – Однако у вас были некоторые кадровые проблемы, правда? Мышц много, мозгов мало.

– Brava.

Официальная документация на тему итальянской мафии оказалась не таким уж и захватывающим чтивом, как можно было бы предположить. Одной из наиболее интересных работ оказались «Межпоколенческие проблемы, препятствующие интернализации профессиональных навыков на нелегальном рынке». Суть сводилась примерно к следующему: в городах, где зимой совершенно нечем заняться, кроме как целевыми практиками с овцами или трахать собственную сестру, средний уровень местных членов клана неуклонно падал. Слишком много дураков. Строгие правила о том, что членом клана можно стать только по праву рождения, начали мешать получению прибыли, особенно когда дело доходило до внедрения в легальный бизнес. Поэтому семьи – кланы – пришли к общему мнению по решению этой проблемы. Гранты на обучение в колледжах, школах бизнеса, уроки английского – вся необходимая подготовка для того, чтобы идти в ногу с требованиями двадцать первого века.

– В Калабрии есть десять больших… ну, скажем так, группировок, которые работают на севере Италии. Для них крайне важна связь с римскими группировками. И ты один из этих новых ребят, так, Ромеро? Династический брак, связи. Ты вездесущ, университетское образование, элегантные костюмы и страсть к суши. Полиция, руководящие должности, администрация. Ваши люди есть даже в сенате, если хотя бы половина из того, о чем пишут в газетах, правда. Все по закону. Вот только все, что ты делаешь, чертовски противозаконно.

Не спрашивая разрешения, я взяла у него из пачки еще одну сигарету. Он с безразличием смотрел на меня немигающим, как у ящерицы, взглядом:

– Продолжай.

– Итак, вы с Фицпатриком и Монкадой вместе занимались всей этой историей с оружием. Казбич был консультантом. Разнатович – поставщиком. Казбич вышел на меня через Караваджо. Вот как ты узнал о том, что находилось у меня в квартире.

– Ты имеешь в виду Элвина Спенсера? В убийстве которого ты созналась? – равнодушно спросил он.

– Ты меня не арестовал, а теперь тем более вряд ли арестуешь. Ну, мне так кажется, – искоса взглянула на него я. – Вчера я была почти уверена, что ты убьешь меня.

– Жаль, что мне не дали этого сделать.

– И вот мы здесь, – продолжала я, и да Сильва поднял руки над головой, поочередно потягивая трицепсы. – Итак, вернемся в Париж. Когда это было? Четыре года назад, кажется. Меня нашел полицейский, некий Рено Клере. Он думал, что вы с ним партнеры. Я собиралась уехать из города, ты хотел взять меня в аэропорту. Полагаю, время от времени тебе все-таки нужно ловить преступников, ну так, для виду. Но ты меня упустил. Если бы я не послала то сообщение…

Сообщение, которое я отправила ему с телефона Клере: «Тебе что-нибудь говорит имя Джентилески?» С тех самых пор эти восемь слов преследовали меня.

– Что с ним стало? С Клере? – спросил да Сильва, перестав делать вид, что ему наплевать на мой рассказ, и подтвердив, что фрагменты этой мозаики, которую я собирала всю ночь, оказались верными.

– С твоим бывшим коллегой? Лучше тебе не знать. Честное слово.

Некоторые воспоминания вызывают своего рода синестезию – одно ощущение тянет за собой другое, и так далее. Звук, с которым кровь толчками выливалась из сонной артерии Рено, когда лезвие ножа вошло в его шею, соединялся с бордовой спиралью, когда я смывала его кровь в ванну, со сладковатым запахом, которым пропиталась вся моя парижская квартира в тот вечер. Я завернула его голову в пищевую пленку, убрала в пластиковый пакет, положила в спортивную сумку и бросила в Сену. Насколько мне известно, сумку так и не нашли.

– И что дальше? – спросила я с сигаретой в зубах.

– Пойду приму душ. А дальше предлагаю тебе перестать лезть не в свое дело и заняться тем, для чего тебя сюда привезли.

– Нет. Мне нужно знать. Я сказала, что все сделаю. Тем более что у меня особо нет выбора. Но я хочу знать, на что пойдут эти деньги.

– Какая тебе разница?

– Я теперь художник. Мне нужно вдохновение. А тебе нужна я, поэтому ты все мне расскажешь. Разнатович не станет ждать свои деньги вечно.

– Не думай, что ты незаменима. В Албании ты пошла ва-банк.

– А я так не думаю. Но Фицпатрика нет, Монкады нет, Казбича нет. Подделками для тебя должны были заниматься они. А ты их устранил и уже признался в этом. Я с тобой тут вляпалась по самое не могу, и деваться мне некуда. Черта с два ты найдешь человека, который разбирается в живописи и имеет столь веские основания держать рот на замке! В любом случае у Разнатовича терпение закончится раньше.