Читать книгу - "Хороший сын, или Происхождение видов - Чон Ючжон"

— Ючжин?! — позвал меня Хэчжин, а я совершенно лишился дара речи, хотя до того, как обнаружил отцову бритву, чувствовал, что у меня было много чего ему сказать.

— Ты сейчас где? — еле выдавил я из себя.

— Я только спустился в метро. У меня разболелся желудок, поэтому перед выходом я сварил себе рамен.

Вряд ли одну порцию, наверняка сразу две. У Хэчжина была привычка, унаследованная им от дедушки-пьяницы, который каждый божий день был подшофе, — съедать по утрам с похмелья по две порции рамена. Наверно, сейчас я должен был быть благодарен старику — ведь именно из-за этого Хэчжин все еще находился в районе Санамдон.

— Зачем звонишь? Что-то случилось?

Сперва я хотел ответить «нет», но передумал и сказал «да». Я не знал, чем мне это поможет, но решил хотя бы потянуть время.

— У меня к тебе одна просьба.

Хэчжин молчал, ожидая, что я скажу дальше.

— Ты помнишь ресторан на острове Ёнчжондо, где мы ели сашими в мамин день рождения?

— Аааа… «Леон»?

— Да нет, «Леон» — это кафе. Если пройти еще метров пятьдесят от него, то прямо на берегу моря будет этот ресторан, называется «У Косиля».

Хэчжин опять сказал: «Ааа…»

— Вчера после вечера, устроенного в честь преподавателей, мы пошли туда и продолжили праздновать.

Говорят, обычный человек в среднем врет восемнадцать раз в час. Тогда мой результат превышает среднестатистический не только количественно, но и качественно. Честность вообще не моя сильная сторона. Стоит мне захотеть, и я без труда сочиню такую вот правдоподобную историю.

— Я забыл там свой сотовый, но не могу поехать туда прямо сейчас. До обеда я должен отправить материалы заведующему кафедры, еще сегодня вывесят результаты экзамена, нужно проверить, сдал я его или нет.

— Результаты будут известны уже сегодня?

— Да.

Хэчжин, как я и планировал, сразу предложил:

— Я поеду и заберу его. Не переживай.

— Тот ресторан открывается не раньше десяти, тебе нормально?

— Ну, подожду за чашечкой кофе в «Леоне».

Я решил проверить, как он собирается туда добраться:

— Если ты устал, поезжай на такси, я потом отдам тебе деньги.

— На такси? Ты с ума сошел? До острова Ёнчжондо слишком далеко.

Это означало, что он поедет на автобусе. О такси можно было даже не заикаться.

— А мама встала? — спросил Хэчжин, когда я уже собирался положить трубку. Я сразу нажал кнопку «конец связи», словно не услышал его последних слов. Поставив телефон на место, я начал думать о маме, лежащей в гостиной. Кровавые следы по всему дому можно было объяснить по-разному, но окровавленная бритва отметала все эти версии. Она была орудием убийства, которое прошлой ночью лежало в кармане моей куртки, а сегодня утром нашлось под моей кроватью. И бритва принадлежала мне. Я не мог представить себе, как этот факт примет Хэчжин и как на него отреагирует. А как он воспримет смерть мамы? Испугается, расстроится или разозлится? А узнав о моем затруднительном положении, он все равно поверит мне и встанет на мою сторону?

Вдруг я вспомнил последний день зимы одиннадцать лет назад — за два месяца до смерти дедушки Хэчжина. Мне было четырнадцать, а Хэчжину пятнадцать. Мы заканчивали среднюю школу. Я, подчиняясь маминой воле, выбрал гуманитарную школу, где мог параллельно с учебой заниматься и спортом. Хэчжин, который хорошо учился, смог поступить в престижную гимназию, но в итоге выбрал училище культуры и искусства. Классный руководитель настаивал на гимназии, но сломить упрямство Хэчжина ему не удалось. Хэчжину обещали бесплатное трехлетнее обучение и вдобавок ко всему предлагали ежемесячную стипендию — видимо, это и стало решающим фактором при выборе. Еще он верил, что эта школа поможет ему осуществить давнюю мечту. По правде говоря, у него и не было другого выбора.

В то время Хэчжин был главой семьи. Когда ему было три года, его родители погибли в автокатастрофе, а вырастивший его дедушка уже несколько месяцев лежал в больнице с почечной недостаточностью и циррозом печени. Никто не мог сказать, когда его выпишут. Хэчжин был самым занятым учеником во всем мире: он практически жил в больнице, ухаживая за дедушкой, днем еще ходил в школу, а по ночам подрабатывал на соседней заправке за 2900 вон в час.

Хэчжин и дедушка жили в постоянной нужде. Дедушка получал социальное пособие и зарабатывал гроши, собирая и продавая макулатуру. На эти деньги они еле-еле сводили концы с концами. Несмотря на бедность, дедушка был категорически против того, чтобы Хэчжин подрабатывал. Пусть он много пил и сильно нуждался, но совесть не позволяла ему перекладывать на своего маленького внука заботы о пропитании. Дедушка все время повторял: «Ты только учись, за все остальное отвечаю я». Но когда он попал в больницу, Хэчжину пришлось самому зарабатывать на жизнь.

В то время я тоже был постоянно занят — усиленно готовился к чемпионату по плаванию среди юниоров, который должен был пройти в Новой Зеландии. Из-за этого мы с Хэчжином почти не виделись. Я слышал о нем только от мамы, которая ежедневно приходила ко мне в бассейн. Судя по тому, что она знала весь распорядок дня Хэчжина, она, видимо, каждый день носила в больницу продукты.

Последний день две тысячи пятого года тренер освободил нас на полдня, отменив послеобеденную тренировку. Он велел нам поехать домой, вкусно поесть, а наутро в первый день нового года к девяти вернуться в бассейн. Понятия не имею, как мама разузнала про это, но не успел я выйти, как она уже ждала меня во дворе бассейна. У нее было очень хорошее настроение. Прямые волосы до плеч, белое пальто, которое я ни разу раньше не видел, красивое лицо с макияжем. Она немного волновалась. Я сел к ней в машину, пристегнулся и спросил:

— Ты куда-то собираешься?

— В район Тонсундон, — ответила мама, не объясняя зачем.

И мы поехали. Однако, машина остановилась у главного входа в больницу, где лежал дедушка Хэчжина. Я был в полном недоумении. Из здания выбежал Хэчжин. Я отстегнул ремень, собираясь выйти из машины. Я понял эту ситуацию по-своему и решил, что мама оставляет меня с Хэчжином, а сама поедет в Тонсундон.

— Не выходи, — остановила меня мама, а Хэчжин улыбнулся мне и сел к нам на заднее сиденье.

— С Новым годом! — сказала мама Хэчжину.

— И вас, мама!

Хэчжин протянул что-то из-за спины. Это была большая конфета в форме сердца, размером с мамино лицо, в середине которой была надпись: «The apple of my eye»^[2].

На мамином лице появилась улыбка, щеки зарделись, в глазах читалось смущение. Помню, именно в тот день Хэчжин впервые назвал ее мамой. Возможно, именно поэтому она застеснялась или ее просто тронула надпись на подарке. А может, по обеим причинам. Но я никогда не видел ее такой.