Читать книгу - "Дело Томмазо Кампанелла - Глеб Соколов"

– Ой, мне плохо! Плохо! – запричитала старуха Юнникова. – Ребята, хористы, прошу вас… Что-то неладное творится со мной… – она закрыла глаза.

К ней тут же подскочили несколько хористов, но она предостерегающе подняла руку и тихо проговорила:

– Подождите, может быть, пройдет?..

– Послушайте, – сказал внук старухи Юнниковой вновь севшему рядом с ним на креслице Совиньи. – Вы не могли бы от нас отвязаться?!

– Нет, нет! Как отвязаться?! Зачем вы относитесь ко мне с такой злобой?! Ведь я же хочу вам добра! – воскликнул огромный человек. – Я расскажу, что было дальше. После такого времяпрепровождения мы сели обратно в машину и поехали еще к одному моему приятелю. Мной были взяты с собой из магазина четыре бутылки шампанского для продолжения пирушки, также хлеб и колбаса. Однако, приехав к этому приятелю, я передумал продолжать пирушку и вести с ним долгие беседы, а одолжив у него пистолет, вместе с водителем спустился вниз к стоявшей у подъезда дома прокатной машине. Однако, здесь водитель такси Шевченко сказал, что ему пора домой, извинился и собрался уехать. При этом он даже не попытался попросить у меня причитавшихся ему денег. Тогда, угрожая избиением, я заставил его сесть в машину и направиться в сторону одного подмосковного городка. Когда мы приехали в этот городок и водитель такси Шевченко остановил машину на центральной площади, я не вышел, а потребовал, чтобы он направился в другой такой же небольшой, расположенный неподалеку городок. У поворота после моста через маленькую речку велел ему остановить машину. Водитель такси Шевченко со слезами на глазах протянул мне ключи от машины и попросил отпустить его на все четыре стороны. Я отказался удовлетворить его просьбу и спросил, сколько у него денег. У него оказалась в кармане небольшая сумма, которую я и взял себе. После чего я приказал водителю такси пойти пешком в сторону маленького городка и в течение двух часов не возвращаться назад к машине. Сам я остановил попутный грузовик и на нем вернулся в Москву, так как передумал ехать туда, куда отправился на этом такси с водителем Шевченко. С водителя грузовика я взял обещание под страхом смерти не рассказывать о встрече со мной и о том, куда он подвозил меня. Для того чтобы он ощутил всю серьезность моей угрозы, я переписал его паспортные данные и адрес, по которому он был прописан в Москве, пообещав в случае чего разыскать его и наказать. Я сказал ему, что осуществить месть для меня дело святое и я никогда ни о каких нанесенных мне обидах не забываю и ни перед чем не останавливаюсь для осуществления мести, хотя бы для этого мне и пришлось бы рисковать жизнью. Я подробно рассказал водителю такси Шевченко о своей исключительной физической силе, показав ему несколько грамот, полученных мною за победы в спортивных соревнованиях по классической борьбе. Я рассказал ему также и о том, что неоднократно отбывал сроки в местах лишения свободы и имею множество знакомых из «черного мира».

– Ну ладно, хватит! – проговорил внук старухи Юнниковой.

– Ха! Он так не говорил! – опять громко произнесла женщина-шут из зрительного зала, заставив настоящего Господина Радио посмотреть на нее с укоризной.

– Хватит, да не совсем, – сказал тем временем Совиньи. – В заключение, я хочу показать вам часы, которые подарил мне начальник отряда специального назначения, когда лично проводил со мной переговоры, предлагая мне сдаться властям на льготных условиях. Я в то время прятался в лесу, и начальник спецназа знал, что прольется немало крови его подчиненных, если он не сумеет убедить меня сдаться добровольно. Я ответил ему решительным отказом, – сценический огромный человек действительно достал из кармана какие-то часы на кожаном ремешке и, потряся ими в воздухе, убрал их обратно в карман. – Я не сдался и по-прежнему нахожусь в бегах!

На короткое время Совиньи опять куда-то ушел, но потом вернулся обратно, уже в сопровождении хористов: двух взрослых и мальчика.

– Сейчас произойдет ломка психики внука старухи Юнниковой! – замогильным голосом произнес Совиньи. – Я начинаю устраивать вам то, что запомнится вам на всю оставшуюся жизнь, то, что вы будете вспоминать всю оставшуюся жизнь со стыдом и отчаянием. Я стану оживлять в вашей голове самые невероятные и унизительные пакости, чтобы вы не забывали, кто на самом деле царь людей. Хотя многие с этим и не согласятся.

Хориновцы-зрители, сидевшие в зрительном зале, не видели этого, но вошедший так, что на него никто не обратил внимания, незнакомец в этот момент подался вперед всем корпусом и принялся жадно впитывать то, что происходило на маленькой самодеятельной сцене.

А там тем временем вздрогнул от слов Совиньи внук старухи Юнниковой.

Сама старуха взвизгнула:

– Заткните его!

Она схватилась за сердце и откинулась на спинку кресла.

– Врача!.. Надо позвать врача! – всполошились сразу несколько участников хора.

Двое хористов побежали пригласить врача.

Когда женщина-врач и медсестра появились в зале ожидания аэропорта, двое взрослых хористов и мальчик уже разыгрывали между кресел следующую сценку, а рядом лежала (ее уже успели положить на диванчик) помиравшая старуха Юнникова.

– Есть ли среди вас гордецы? – спросил Совиньи. – Сейчас я устрою проверку их силам. Итак, сейчас мы разыграем очень пошлую, низменную и хамскую сценку, которая ввергнет всех присутствующих здесь гордецов в тупик!

Совиньи подозвал к себе того участника хориновской группы детей, который отходил с ним, и сказал ему:

– Сейчас действуй так, как мы с тобой репетировали…

Мальчик с пониманием кивнул головой и отошел от Совиньи на несколько шагов. Потом Совиньи сел на креслице, соседнее с тем, на котором сидел внук старухи Юнниковой, а мальчик встал перед ними и долгим-долгим взглядом принялся изучать и как будто сравнивать их обоих. При этом он постарался придать лицу самое печальное и скорбное выражение, на которое он только был способен.

Внук старухи Юнниковой воспринимал это загадочное рассматривание достаточно невозмутимо, но чувствовалось, что эта невозмутимость стоила ему больших усилий.

Так, точно он перечислял все горести мира или некий бесконечный список погибших на какой-то минувшей войне, или называет болезнь, от которой скоро-скоро умрет внук старухи Юнниковой, мальчик из детской группы хора, поющего на иностранных языках, говорил:

– Плечи уже раза примерно в три, мускуляшки на руках тоньше примерно раза в четыре, ладони и пальчики сравнивать вообще очень трудно, потому что у дяди Совиньи они вообще и больше в ширину раза в четыре и по толщине и по диаметру пальцев – во много раз превосходят…

– Ноги!.. Ноги… Толщину ног сравни! – велел мальчику Совиньи. – И не забудь подать, как я тебя учил! – добавил он.

– Как горько!.. Как безнадежно!.. Меньше раза в три… И ведь ничего, ничего, ничегошеньки с этим не поделаешь!.. Какая печальная доля у этого соперника Совиньи!.. – выполнил его указание мальчик из детской группы хора. – Туловище – даже и сравнивать не хочется… – продолжал он. – Да и что сравнивать, без всяких сравнений – видно: во много раз меньше… Какая скорбная разница… Не преодолеешь ее, не изменишь… Не затушуешь…