Читать книгу - "Дознаватель - Наталия Кабакова"

За письменным столом с металлическими ножками восседал мужчина, на вид лет сорока, в зеленом хлопчатобумажном комбинезоне и розовой шапочке на полностью лысой голове. Он выделялся удивительно невзрачной внешностью. Черты лица его были расплывчаты, слегка прищуренные глаза смотрели сочувственно. Он говорил:

– Сожалею мисс Вонг, – произношение врача безупречно. Настоящий английский с подобающим американским акцентом. Ни единой стилистической ошибки.

Его голос был мягок и басовит.

– Ваши анализы не внушают мне должного успокоения, мисс Вонг…

Его проворные пальцы забегали по экрану сисиэра. В воздухе, прямо передо мной, возникло четкое изображение сердца. Моего сердца. Врач продолжал что-то объяснять и даже тыкал указательным пальцем в голограмму, но я почти не слушала его, будто оглушенная. Прищурившись, я смогла разглядеть на его руке татуировку, похожую на ту, что была у медсестры. Итак, передо мной снова был робот.

Окно было распахнуто настежь, широкая полоса света от установленного буквально в нескольких метрах от окна софита, парковой подсветки, наискосок пересекала комнату, ложась на стол и ковровое покрытие большим светлым треугольником. Одуряющие ароматы сада беспрепятственно проникали внутрь, весело щебетали птицы. Воздух был свеж, даже по – особому «вкусен». Я вздохнула поглубже, мне вспомнилась моя небольшая квартирка в Гейдже. Я представила, как стою на балконе и дышу свежим очищенным от городской пыли воздухом, полным восхитительных запахов. Так может пахнуть только весна и свобода. Ощущение это очень хотелось сохранить, но тогда нужно было решиться уйти, чтобы не слушать неприятные, пугающие слова…

– Мисс Вонг, вы меня слышите?

Мягкий бархатистый голос вывел меня из задумчивости. Поражаюсь, насколько удивительны могут быть технологии. Биоробот, сидевший напротив меня, казалось сопереживал по-настоящему, между тем ровно никаких эмоций он испытывать не умел. Никто не торопился совершенствовать этих преданных человеку слуг. Направление подобных работ сочли излишними, даже жестокими, а потом и вовсе запретили международной конвенцией. Когнитивные функции андроидов ограничивались соответственно их прямому назначению, не выходя за пределы конкретной области. Между тем внешне бионики все больше напоминают людей: развиваются их способности к общению, улучшается визуализация эмоциональных реакций…

Я поежилась, хотя в кабинете было тепло, и попыталась сосредоточиться на беседе. Далее молчать было просто глупо.

– Да, я слушаю вас, конечно.

– Меж тем, мисс Вонг, я поражаюсь вашему безрассудству. Сердце своё вы, женщина ещё совсем молодая, износили настолько, что помочь вам может только трансплантация. Сами виноваты. Отчего не обратились к врачу раньше? Или симптомов не наблюдалось?

Симптомы! Безусловно, наблюдались! Бесспорно. Точно. Однако, странная штука, они вовсе не внушали мне опасений или страха. Трудно напугать человека тем, о чем он отродясь понятия не имел. На самом деле чаще всего мы пугаемся только хорошо знакомых вещей. Вообще страх рождает не столько сам факт опасности, сколь наше воображение, услужливо предсказывающее возможные последствия и безжалостно фантазирующее на эту тему.

Я равнодушно пожала плечами. В оправданиях я не видела никакого смысла. Моральное же осмысление в сложившейся ситуации несколько запоздало. Не дождавшись ответа, доктор коротко кивнул. Он не ожидал проявлений симпатии с моей стороны:

– Что ж, предлагаю обсудить план вашего лечения в деталях. Вопросы медицинского страхования вы решите с сестрой-администратором. Она сама найдет вас завтра утром и все объяснит. Учитывая приобретенный характер вашего недуга, кстати, я буду вынужден отметить это в отчете, ибо можно смело утверждать, что получен он по вашей же вине вследствие пагубных привычек. Так что рассчитывать на благосклонность страховой компании я бы на вашем месте не стал. А это значит, что большую часть расходов выплатит государственный социальный фонд, и вы получите только минимум необходимых услуг.

Опасаться вам, в общем-то, нечего. Пока мы подготовим к пересадке новое сердце, вы побудете у нас под присмотром. Никаких волнений и важных дел. Я назначу лекарства, а медсестра проследит за исполнением моих предписаний. Вы, конечно, имеете право не согласиться с лечением и в любой момент покинуть госпиталь. В этом случае мы полностью снимаем с себя ответственность за ваше здоровье, для этого придется официально оформить отказ.

– У вас возникли какие-нибудь вопросы?

Я отрицательно помотала головой.

– Хорошо. Я оформлю вам направления. Сдадите анализы и стволовой материал. Потом ждите.

Раздобыв в ящике стола готовый бланк с уже знакомой мне эмблемой, доктор быстро набросал на нем какие-то цифры и буквы, которые на проверку оказались номерами корпусов и лабораторий. Затем ловко вставил листочек в лоток легкого переносного принтера, стоявшего на столе слева от него. Несколько ловких манипуляций на чувствительном экране больничного сисиэра, и все было готово. К моему удивлению на бумаге отпечатался простой штрих-код, загадочный и для меня абсолютно неинформативный. Мне было велено отдать бумагу сестре-администратору. Я поднялась со стула, чтобы взять бумажку, с любопытством повертела ее в руках и, повернувшись, собралась уходить.

– Мисс Вонг, – голос врача прозвучал несколько неуверенно.

Я обернулась. Обращение застало меня в тот момент, когда я уже держалась за дверную ручку.

– Анализ вашей крови выявил наличие в ней запрещённых к применению препаратов, – видимо, все еще сомневаясь в правильности своего поступка, сообщил мне врач.

Как тактично и обтекаемо он выразился! Злобная, бездушная, дурацкая кукла! От страха у меня перехватило дыхание. Врач вопросительно поглядел на меня, видимо ожидая объяснений, которые, конечно же, все разъяснят, и я поняла – это конец. И великолепный сад за окном, и скучный кабинет бешено завертелись перед моими глазами. Всем своим весом я навалилась на косяк.

* * *

Мой уход напоминал бегство. Первой реакцией на слова доктора стал приступ панической атаки. Мозг лихорадочно работал. Мысли путались, невероятно быстро сменяя друг друга. Меня бросило в жар, стало тяжело дышать. Последнее, что я помню – это приглушенный голос врача, вызывающего персонал. Затем все померкло. Очнулась я на диване. Кожаный валик под головой приятно холодил затылок. Надо мной склонились врач, медсестра и санитар. Сестра держала меня за запястье, глядя на ручные часы, считала пульс. На шее опять красовалась ампула с диффузором. Мне стало неловко. Я вела себя глупо, подозрительно, как настоящая преступница, застигнутая врасплох опытным следователем и опрометчиво выдавшая себя, малодушно сдавшаяся под бременем пока еще сомнительных улик. Лучшее, что я могла сделать, уйти из кабинета по-английски. Без оправданий, и так быстро, насколько к тому были способны мои, ставшие ватными, ноги.

Возвратиться в палату я не решилась. Не хотела пускаться в подробные рассуждения о состоянии моего здоровья, отвечать на бесконечные вопросы: что, да как; выслушивать подробный отчет о самочувствии Веры, выдвигать предположения, почему сегодня стреляет в боку, хотя вчера кололо поясницу, и жаловаться на немногословных врачей, игнорирующих симптомы пациентов, хотя внешне корректных.