Читать книгу - "Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг"

— Не тупи, Мартин. Разуй глаза и посмотри вокруг! — ворчит отец.

— Корабль загружен попой! — прыскает Лаура.

Мы все смеемся.

— Неправильно, — отвечает папа.

— Я знаю, я знаю! — кричу я. — Фарами!

— Фары начинаются с «ф», а не с «п», — поправляет меня Лаура.

Игра продолжается, но мне становится скучно. Мы едем уже давно. Я устал, мне надоело сидеть пристегнутым в детском кресле. Я знаю, что ремень снимать нельзя: папа очень сердится, когда я это делаю. Мама тоже сердится, но папа больше. Но я совсем недавно научился отстегивать ремень сам, и мне очень нравится это делать. Нравится этот звонкий

металлический «клик!», когда все получается. Если отстегнусь, пока все громко спорят из-за игры, может, никто не заметит?

«Клик!»

— Педалями, — предлагает Мартин. — Корабль загружен педалями.

Вдруг нас всех бросает вперед. Меня больше ничего не держит, и я вылетаю из кресла. Ударяюсь об экран в меховом футляре в виде панды, висящий на спинке сиденья впереди. «Панда! — успеваю подумать, прежде чем из глаз брызгают слезы. — “П” — это панда!»

— Какого черта, Мартин! — кричит отец. Я вижу сквозь слезы его красное, искаженное гневом лицо между передними сиденьями. — Я же говорил тебе следить за братом! Смотри, что из-за тебя случилось, засранец! Ты же сидишь рядом. Неужели так трудно вытащить палец из жопы и проверить этот гребаный ремень?!

Мартин сажает меня обратно в кресло, но я реву и брыкаюсь.

— Ничего бы не случилось, если бы ты не затормозил, — доносится до меня его дрожащий голос. — На дороге никого не было, мы все видели. Зачем ты тормознул?

— Ах, вот как?! — Отец психует еще больше. — Теперь ты будешь меня учить машину водить, щенок?!

— Нет, я просто…

Визжат тормоза, но на этот раз меня только сильно тряхнуло — Мартин успел пристегнуть ремень. Машина останавливается. Папа выскакивает под дождь. Задняя дверца распахивается со стороны Лауры.

— Вылезай!

Сестра начинает молча спускать ноги из машины, но отец рявкает:

— Не ты. Этот умник! Я же предупреждал: будете указывать мне, как водить, — пойдете до дома пешком! Все, шутки кончились. Вылазь давай!

— Дорогой, но ведь до дома еще километров десять, — вмешивается мама. — Да еще дождь идет. Я уверена, Мартин не хотел. Он просто увлекся игрой и…

— Но ведь это же не в первый раз, Матильда! — орет папа. — Он постоянно делает все мне наперекор. И мелкий

туда же: все время снимает этот гребаный ремень. Еще бы — с таким-то братцем. Выходи из машины, кому говорят!

Мартин перелезает через Лауру. Дверца захлопывается. Отец садится на место, стряхивая с волос и лица воду. Машина трогается.

— Дорогой, может, остановимся? — снова пробует мама. — Уверена, Мартин уже все понял. Пусть отделается испугом.

— Этот баран?! — зло бросает отец. — Нет, он поймет, только если всю дорогу под дождем протопает. И кстати: правильный ответ — «панда».

Вечером я забираюсь к брату в постель. Я часто делаю так, если не могу уснуть или просыпаюсь из-за кошмара. Сегодня Мартин необычно горячий; простыня, пижама и даже одеяло с внутренней стороны противно влажные. Но я все равно остаюсь. Сворачиваюсь клубком у него под боком и говорю:

— Прости меня, пожалуйста. Я больше не буду снимать ремень. Ты не сердишься?

— Конечно, нет, — говорит он и привычно обнимает меня.

— А я выиграл! — улыбаюсь я в темноту. — Я знал, что это была панда.

Я проснулся, все еще чувствуя на своем плече тяжесть руки брата.

«“П” — это папа!» — звенело у меня в ушах.

Ну конечно! Правильный ответ всегда был у меня прямо под носом. Вот только мне, тормозу, потребовалось снова как следует приложиться головой, чтобы мозги встали на место, — и смазанные детские даже не воспоминания, а их обрывки стали складываться в единую картину.

Я сел в постели, подоткнул под спину подушку и, борясь с головокружением, взял с прикроватного столика телефон. Прислушался к тишине в номере. Очевидно, Маша ушла в аптеку, как обещала, и еще не вернулась. Я открыл список сообщений и нашел эсэмэску от Лауры. Нажал на дозвон. Да, я пообещал никогда больше не беспокоить сестру, но это было до того, как я вспомнил. До того, как понял, что она мне врала, и догадался почему.

Раздались длинные гудки. Только бы Лаура не скинула звонок, поняв, что это я.

— Алло, — наконец прозвучал ее немного усталый голос.

На заднем плане слышалось хныканье Оливии и мультяшные голоса из телевизора.

— Это был отец, да? — спросил я с места в карьер, чтобы она не успела скинуть звонок. — Ты до сих пор боишься его. Мы все боялись. Ты. Я. Мама. Даже Мартин. Но только он сумел дать папе отпор. Поэтому отец над ним издевался. И поэтому ты мне соврала, да?

— Н-ноа? — запинаясь, выдавила Лаура. — Я же просила тебя не звонить.

— Помнишь игру, которую папа так обожал? — продолжал я, чувствуя странную легкость в голове, будто она была шариком, наполненным гелием. — «Корабль нагружен…»? Мы часто играли в нее в машине. И отец всегда выигрывал. Знаешь почему?

Лаура молчала, тихо дыша в телефон, но не отключаясь.

— Когда я был маленьким, то думал: дело в том, что папа очень умный, — продолжил я. — Вот только выигрывал он ни хрена не поэтому. Просто каждый раз, когда кто-то называл загаданное им слово, он тут же придумывал другое. Он жульничал. Он врал всем нам, Лаура. Всегда врал! А о чем врешь ты? И как он заставил тебя…

Сестра дала отбой, но прямо перед тем, как короткие гудки задолбились в барабанную перепонку, я услышал короткий всхлип и понял, что попал в яблочко.

— Медведь, привет!

Открылась и закрылась дверь номера, кеды покатились по полу в прихожей.

— Уже проснулся? — Мария заглянула в спальню, покачивая на пальце пакетик с логотипом аптеки. — Маша пришла, ядику принесла.

Я перевел на нее взгляд, и улыбающееся лицо мгновенно посерьезнело.

— Что случилось? Снова плохо, да?

— Да, — бесцветно ответил я. — Только дело не в сотрясе. Я кое-что вспомнил. Из детства.

Маша нахмурилась. Вошла в комнату и села на край кровати, с беспокойством глядя на меня.

— Хочешь рассказать?

Я медленно кивнул.

— Только это займет какое-то время. Я, наверное, буду сбиваться и путаться. Я ведь тогда маленький был. Трудно…

— Все окей, Медведь. — Она накрыла мою нервно сжимающуюся и разжимающуюся ладонь своей, шершавой от пластыря. — Я не тороплюсь.

Я сделал глубокий вдох и выдохнул через рот, пытаясь расслабить стиснутые челюсти.

— Ты была права. Мы с Мартином в детстве были близки — ну,