Читать книгу - "Ловушка - Харлан Кобен"

Когда они вошли, в зале зашептались. Никто не знал, как себя вести. Марша заметила неловкость.

— Пойду попью.

— А я займу места, — кивнул Тэд.

Она вышла в коридор, ненадолго задержалась у фонтанчика, затем свернула налево. Неподалеку уборщик тер шваброй пол — он был в наушниках, покачивал головой под ему одному слышную музыку и даже если заметил Маршу, то виду не подал.

Поднялась на третий этаж. Лампы здесь горели слабее. Эхо шагов разносилось в тишине здания, которое днем переполняли жизнь и энергия. Нет места более нереального, пустого и пустынного, чем школьный коридор вечером.

Марша оглянулась, никого не увидела и торопливо зашагала к своей цели.

Средняя касселтонская была большой школой: почти две тысячи детей четырех лет обучения. Поначалу цельное четырехэтажное здание, как и большинство подобных в городах с постоянно растущим населением, в итоге превратилось в собрание пристроек. Приращения к некогда красивым кирпичным стенам показывали, что директоров больше волновала практичность, чем красота; архитектурный винегрет из кубиков, «Лего» и игрушечных бревнышек будто построил ребенок.

Прошлым вечером в жуткой тишине дома Макуэйдов Тэд, ее чудесный муж, рассмеялся — рассмеялся по-настоящему впервые за девяносто три дня. Голос прозвучал кощунственно. Тэд немедленно себя оборвал — хохот стал всхлипом. Марша хотела помочь, как-то успокоить измученного и любимого человека, но просто не сумела.

Дети — Патрисия и Райан — внешне справлялись неплохо; в таком возрасте ко всему приспосабливаешься легче. Она пробовала думать лишь о них, отдавать им все свое тепло, все внимание, однако тоже не сумела. Кто-то решил бы: ей слишком больно. Но дело было не только в этом. Марша забросила детей, потому что ее единственной заботой, исключительной целью оставалась Хейли и желание вернуть девочку, а там наверстала бы и с Патрисией, и с Райаном.

Родная сестра Марши, Мэрили из городка Грейт-Нек, известная любительница давать советы, однажды набралась наглости заявить: «Займись мужем и детьми, и хватит упиваться своим горем». Услышав «упиваться», Марша очень захотела влепить ей пощечину и тоже дать совет думать лучше о своей семейке — о сыне Греге, который принимает наркотики, о муже Хэле, который, говорят, похаживает налево — и заткнуть пасть. Она хотела сказать: «Патрисия и Райан переживут, а вообще знаешь что, Мэрили? Им станет легче не от того, что мать правильно подготовит Райану сачок для лакросса или подберет для костюма Патрисии нужный оттенок серого. Нет, прийти в себя им поможет только возвращение сестры. Лишь когда та будет дома — и ни минутой раньше, — у всей семьи появится шанс спокойно жить дальше».

Горькая правда была в том, что Марша не разыскивала Хейли дни напролет. Она пыталась, но страшное изнеможение постоянно брало над ней верх. По утрам не возникало желания вставать с постели, руки и ноги наливались свинцом. Даже сейчас это странное паломничество по коридору стоило больших усилий.

Девяносто три дня.

Шкафчик Хейли виднелся издалека. Вскоре после ее исчезновения друзья начали украшать железную дверцу — так у обочин дорог, где кто-то погиб, устраивают алтари; все залепили фотографиями, засохшими цветами, крестиками и записками «Возвращайся, Хейли!», «Нам тебя не хватает», «Ждем», «Мы тебя любим».

Марша встала у шкафчика, оглядела его, протянула руку, тронула кодовый замок и подумала, сколько раз так же протягивала руку Хейли, доставала книги, закидывала на дно свой рюкзачок, вешала пальто, болтая при этом с подружкой о лакроссе или о мальчике, в которого влюбилась.

Марша повернула голову на шум и увидела, как из своего кабинета выходит директор Пит Зекер, а с ним еще несколько человек — по-видимому, родители школьников. Впрочем, никого из них она не знала. Все молчали. Пит протянул ладонь, но руку ему никто не пожал — вместо этого незнакомцы торопливо зашагали к лестнице; он проводил их взглядом, покачал головой и тут заметил Маршу.

— Марша?

— Привет.

Пит Зекер был хорошим директором — на удивление открытым к общению, готовым нарушать правила и мотать нервы учителям, если видел в том пользу для учеников. Он вырос здесь же, в Касселтоне, ходил в эту самую школу, а с получением нынешней должности сбылась мечта всей его жизни.

Пит подошел ближе.

— Не мешаю?

— Вовсе нет, — с трудом улыбнулась Марша. — Все так смотрели, что решила ненадолго сбежать.

— Видел генеральную репетицию. Патрисия играла великолепно.

— Рада слышать.

Пит кивнул. Оба посмотрели на шкафчик. Марша заметила наклейку с надписью «Команда Касселтона по лакроссу» и двумя скрещенными сачками — такая же висела на заднем стекле ее машины.

— Те двое родителей приходили по какому-то делу?

— По личному, — ответил Пит с вежливой улыбкой.

— А, понимаю.

— Сказать ничего не могу. Могу только допустить — чисто гипотетически.

Марша выжидающе молчала.

— Вот вы в старших классах выпивали?

— Я была, в общем, хорошей девочкой, — сказала она и чуть не добавила «как Хейли». — Хотя пиво тайком — случалось.

— И где брали?

— Пиво? Дядя моего соседа держал винный магазинчик. А вы?

— Мне доставал друг, который выглядел старше своих лет, Майкл Винд. Знаете, из тех, что начинают бриться уже в шестом классе. Вот он и покупал. Сейчас так бы не вышло — везде спрашивают документы.

— А при чем тут — гипотетически — те двое?

— Люди думают, что дети показывают в магазинах поддельные удостоверения. Бывает, конечно, но я за все годы и пяти таких карточек не отобрал. А пить стали гораздо больше.

— Тогда где достают?

Пит посмотрел туда, где недавно стояла пара.

— У родителей.

— В смысле таскают из домашнего бара?

— Если бы. Фамилия тех двоих — чисто гипотетически — Милнеры. Хорошие люди. Он страховой агент в городе, она держит бутик в Глен-Роке; четверо детей, двое учатся тут, старший играет в бейсбольной команде.

— И?..

— Вечером в пятницу эти милые заботливые родители купили кег и закатили вечеринку для его команды у себя в подвале. Двое мальчишек напились и забросали яйцами дом третьего, а один употребил столько, что ему едва не промыли желудок.

— Стоп. Пиво купили родители?

Пит кивнул.

— Вот вы о чем говорили.

— Именно.

— И как они себя оправдывали?

— Почти как все: мол, дети в любом случае напьются, так пусть хоть в безопасном месте. Милнеры не хотели, чтобы мальчишки ехали в Нью-Йорк или куда похуже, вели потом, не дай Бог, машину пьяными… Потому и разрешили квасить в подвале — в четырех стенах, где много не натворишь.