Читать книгу - "Фатальная ошибка - Джон Катценбах"

Вот и его станция. Уилл вскочил, вышел из вагона и покинул подземный мир. Огни на Портер-сквер рассеивали темноту и создавали обманчивое впечатление оживленности.

Пригнувшись под порывами холодного ветра, он свернул с площади в боковую улочку. Ему надо было пройти до своего дома четыре квартала, и он шагал машинально, думая не о том, куда идет, а в какой бы ресторан сводить Эшли.

Уилл вздрогнул, когда неподалеку вдруг залаяла собака, и замедлил шаг. Где-то вдали ночную тишину прорезала сирена «скорой помощи». Некоторые окна в этом квартале освещались мерцанием телевизоров, но большинство были темны.

Ему показалось, что в переулке справа кто-то возится. Повернув голову, он увидел, что к нему стремительно приближается темная фигура. Он удивленно сделал шаг назад и поднял руку, чтобы защититься от нападения. Мелькнула мысль, что надо, наверное, позвать на помощь, но все происходило слишком быстро, он ничего не успел сделать в тот миг потрясения и испуга, когда перед его глазами возник какой-то надвигающийся на него предмет. Это была свинцовая труба, которая со свистящей неумолимостью занесенной сабли с размаху ударила его по голове.

* * *

После того как я, напрягая зрение, семь часов перелистывал подшивку «Бостон глоуб», мне удалось наконец найти имя Уилла Гудвина (на самом деле имя, конечно, другое). Заметка была помещена в разделе городских новостей, в самом низу полосы, под заголовком «Полиция ищет убийцу аспиранта». Она состояла всего из четырех абзацев и давала очень мало информации. Сообщалось только, что один из прохожих обнаружил рано утром окровавленное тело в глухом переулке, позади мусорных баков; молодой человек двадцати четырех лет с тяжелыми увечьями был доставлен в Центральную больницу Массачусетса в критическом состоянии. Полицейские просили всех жителей района Сомервиль, кто видел или слышал что-либо подозрительное, связаться с ними.

И это было все. Никакого продолжения ни на следующий день, ни в дальнейшем — одно из преступлений в большом городе, отмеченное, зарегистрированное и потонувшее в потоке непрерывно прибывающих новостей.

Еще два дня я названивал по телефону, разыскивая адрес Уилла. В архиве Бостонского колледжа, просмотрев списки выпускников, сказали, что Уилл Гудвин не завершил выбранную им программу занятий, и сообщили его домашний адрес в Конкорде, пригороде Бостона. Номер домашнего телефона они не знали.

Конкорд — живописный район с величественными зданиями, где все дышит прошлым. Помимо обычного зеленого пояса с впечатляющей публичной библиотекой и частной подготовительной школой, здесь имеется довольно необычный центр со множеством модных лавок. Когда я был моложе, я часто водил своих детей по местам бывших боев и читал им знаменитую поэму Лонгфелло.[11] К сожалению, в Конкорде, как и во многих городах Массачусетса, история оттеснена на задний план современным градостроительством. Однако дом, в котором жил молодой человек по имени Уилл Гудвин, был старинный, построенный в стиле фермерских жилищ раннеколониального периода и не столь импозантный, как более поздние здания. От ворот к дому надо было пройти ярдов пятьдесят по усыпанной гравием дорожке. Перед домом кто-то, явно не жалея времени, выращивал цветы. На блестящем белом фронтоне виднелась маленькая табличка с датой «1789». Кроме главного входа, имелся боковой, к которому вел дощатый пандус для инвалидной коляски. Я прошел к главному входу, где ощущался аромат растущих рядом гибискусов, и негромко постучал.

Мне открыла стройная женщина с седыми волосами, однако далеко не пожилая.

— Что вам угодно? — вежливо спросила она.

Я представился и извинился за то, что явился без предупреждения, поскольку в колледже мне не дали номер их телефона. Объяснив ей, что я писатель и интересуюсь некоторыми преступлениями, совершенными в последние годы в Кембридже, Ньютоне и Сомервиле, я спросил, не могу ли я задать ей несколько вопросов об Уилле или, еще лучше, поговорить с ним самим.

Моя просьба неприятно поразила ее, но она не захлопнула дверь у меня перед носом.

— Не уверена, что мы сможем вам помочь, — ответила она так же вежливо.

— Прошу прощения за неожиданное вторжение, — сказал я, — но у меня всего несколько вопросов.

Она покачала головой.

— Он не может… — начала она, затем остановилась, глядя на меня. Ее нижняя губа задрожала, на глаза навернулись слезы. — Это было… — сделала она вторую попытку, но тут послышался голос из глубины дома:

— Мама, кто это?

Она колебалась, словно не зная, что сказать сыну. Посмотрев поверх ее плеча, я увидел молодого человека, выехавшего на инвалидной коляске из комнаты сбоку. Лицо его было бледно, лишено красок, длинные каштановые волосы спутанными прядями падали на плечи. Бледно-красный шрам пересекал зигзагом правую половину лба, заканчиваясь почти у самой брови. Руки были жилистыми и мускулистыми, а грудь — впавшей, чуть ли не хилой. Глядя на крупные кисти рук с длинными красивыми пальцами, можно было представить себе, каким он был когда-то. Он подкатил к нам.

— Знаете, это было очень тяжело, — сказала мне вдруг его мать с подкупающей прямотой.

Колеса коляски жалобно взвизгнули, когда молодой человек затормозил.

— Добрый день, — произнес он дружелюбно.

Я опять представился и сказал, что интересуюсь преступлением, жертвой которого он стал.

— Преступлением? — спросил он и тут же добавил: — Но в нем не было ничего такого уж интересного. Обычное уличное нападение. Во всяком случае, я ничего не могу об этом рассказать. Два месяца провалялся без сознания, а потом вот… — Он указал на инвалидную коляску.

— Полиция никого не арестовала?

— Нет. Даже когда я пришел в себя, от меня было мало толку. Я абсолютно ничего не мог вспомнить о самом происшествии, ни одной детали. Похоже на то, как на компьютере стираешь написанное клавишей обратного хода и буквы исчезают одна за другой. Где-то в памяти компьютера они остаются, но как их найти? Они стерты.

— Вы возвращались домой со свидания?

— Да. И больше ни разу не разговаривал с этой девушкой. Вряд ли стоит удивляться — я же был развалиной. Да и остаюсь ею. — Он криво усмехнулся.

Я кивнул:

— Значит, копы так ничего и не раскопали?

— Раскопали кое-что любопытное.