Читать книгу - "Невиновен - Харлан Кобен"

Прошло несколько секунд. Во всяком случае, так показалось Мэтту Хантеру. Он смотрел на телефон и ждал. Ничего не происходило. Им овладел какой-то ступор. А потом, когда он начал выходить из него, пожалел об этом.

Телефон. Он вертел его в руке, словно видел впервые. Экран, в очередной раз напомнил он себе, совсем крошечный. Толком разглядеть ничего невозможно. Изображение расплывчатое, дерганое, темное. Цвета почти отсутствуют. Да и со зрением у него не очень.

Мэтт кивнул: «Так, давай, продолжай в том же духе».

Оливия не была платиновой блондинкой. Так, хорошо. Что еще?

Мэтт знал ее, любил. Понимал, что он ей не пара. Еще бы, бывший заключенный без особых перспектив. Он не очень эмоциональный. К нему не так просто войти в доверие, заставить себя полюбить. Оливия же являлась полной его противоположностью. Красавица. Умница, блестяще окончила Виргинский университет. У нее даже деньги свои были, отец оставил.

Что-то не очень помогает.

Да. Да, несмотря на все это, Оливия выбрала именно Мэтта. Бывшего заключенного без перспектив. Она была первой женщиной, которой он рассказал о прошлом. Остальные удерживались рядом недолго, и он с ними не откровенничал.

Ее реакция?

Ну конечно, в восторге она не была. На мгновение даже померкла ее улыбка. И Мэтту захотелось уйти, немедленно. Он вовсе не желал чувствовать себя виноватым в исчезновении этой волшебной улыбки, пусть даже всего на мгновение. Но «короткое замыкание» длилось быстро. Ее лицо вновь озарилось чудесным сиянием, на миллион ватт. Мэтт облегченно закусил губу. Оливия потянулась через стол и взяла его за руку, словно давая понять, что больше никуда и никогда не отпустит.

И вот теперь, сидя в кабинете, Мэтт вспоминал свои первые робкие шаги, когда он вышел из тюрьмы. Такие медленные и осторожные, когда он миновал ворота и оказался на улице. И еще это ощущение – целиком оно его никогда не оставляло, – что тонкий лед под его ногами вот-вот треснет и он уйдет с головой в стылую воду.

Как объяснить то, что он сейчас видел?

Мэтт понимал человеческую натуру. Знал, что такое бесчеловечность. Не осуждал людей, которые проклинали его и семью за разрушенные судьбы, и мог всегда все объяснить.

Мир не жесток, но и не радостен. В нем сильно проявляется фактор случайности, он полон движущихся и сталкивающихся частиц, химических реакций. В нем все смешалось, и истинного порядка просто не существует. Не существует заранее предопределенного осуждения зла и защиты правоты.

Хаос, малыш. Вокруг царит полный хаос.

И в этом хаосе у Мэтта была лишь одна зацепка, позволяющая держаться на плаву, – Оливия.

Он сидел в кабинете, устремив взор на телефон, и даже в мыслях не допускал… «Ладно, хватит, давай приступай». Итак, что делала Оливия в этом номере отеля?

Мэтт закрыл глаза, мысль услужливо подсказала ответ.

Может, это не она.

Так, еще раз. Экран очень маленький. Изображение скверное. Мэтт цеплялся за эти неоспоримые, но малозначительные факты, как за спасительную соломинку.

Не помогало.

В груди болезненно сжалось. Образы наступали со всех сторон. Мэтт пытался бороться с ними, но они одерживали верх. Парень с иссиня-черными волосами. Омерзительная ухмылка. Мэтт знал манеру Оливии откидываться на спину, когда она занимались любовью. Помнил, как она закусывает нижнюю губу, как лежит, прикрыв глаза, как напрягаются жилы у нее на шее. Он и звуки тоже помнил. Сначала тихие постанывания, затем крик экстаза и…

Нет, это надо прекратить.

Он поднял голову и увидел Роланду. Она удивленно смотрела на него.

– Ты что-то хотела? – спросил Мэтт.

– Да.

– И?..

– Пока стояла тут, уже забыла.

Роланда пожала плечами, развернулась и вышла из кабинета. Даже двери за собой не затворила.

Мэтт поднялся и подошел к окну. Мельком взглянул на фотографию сыновей Берни в футбольной форме. Три года назад Берни и Марша использовали этот снимок для поздравительных рождественских открыток. Рамочка «под бронзу» была сделана из сплетения цифр, такие продаются в сети недорогих аптек и магазинов косметики и сувениров. На снимках ребятишкам Берни, Полу и Итону, было соответственно пять и три и они весело улыбались. Теперь уже так не улыбаются. Славные ребята, воспитанные, шустрые, и все же в их лицах просматривается скрытая печаль. Впрочем, если приглядеться, даже эти улыбки на фотографии кажутся теперь сдержанными, а в глазах притаился страх: вдруг у них отберут что-нибудь еще?

Что теперь делать?

Ответ очевиден: позвонить Оливии. А там видно будет.

С одной стороны, рационально, с другой – смешно и нелепо. Что там происходило на самом деле, как он думает? И тот первый звук… Был ли он возбужденным дыханием жены? А на заднем плане мужской смех? А если Оливия ответит солнечным своим голоском, и тогда… что тогда? Что он скажет? «Привет, милая, что там у тебя происходит, в этом мотеле?» Теперь Мэтту уже не казалось, что он видел номер отеля, нет, то был какой-то грязный, убогий безымянный мотель, и это придавало делу особую окраску. «И что это за платиновый парик и усмехающийся парень с иссиня-черными волосами?»

Нет, так не годится.

Он слишком увлекся, позволил разыграться воображению. Должно быть какое-то логическое объяснение. Пусть он его пока не знает, но это вовсе не означает, что его нет. Мэтт вспомнил, как однажды смотрел по телевизору фильм о том, как иллюзионисты делают свои фокусы. Ты видишь фокус и понятия не имеешь, как это у них получилось. А потом, когда все подробно показывают, удивляешься своей глупости: как же ты сразу не догадался? И в данном случае все обстоит примерно так.

Мэтт решил позвонить.

Номер Оливии был внесен в память его телефона. Он нажал кнопку, подержал. Раздались звонки. Мэтт смотрел в окно и видел Ньюарк. Чувства к этому городу он испытывал смешанные. Ты ощущаешь его потенциал, живость, но по большей части в глаза почему-то бросается распад, и тогда ты удрученно качаешь головой. По некой непонятной причине вспомнился день, когда Дафф навестил его в тюрьме. Дафф начал лысеть, лицо красное, и походил на розовощекого младенца. Мэтт смотрел и молчал. Сказать ему было нечего.