Читать книгу - "Песни/Танцы - Алексей Ручий"

Не дождавшись ответа, судья решила переформулировать свой вопрос, введя наш диалог в область конкретики:

– Участвовал?

Отпираться смысла не было, я ответил:

– Да, ваша честь.

Посчитав факт моего участия в собрании установленным, судья еще раз пробежалась глазами по материалам моего небольшого дела.

– Неповиновение сотрудникам оказывал?

Что можно считать неповиновением – вот вопрос. Омоновцы разгоняли вполне себе мирный, а значит, разрешенный конституцией народный сход, т. е. нарушали основной закон страны; неповиновение их, по сути, незаконным требованиям – могло ли оно считаться нарушением закона? В царстве абсурда легко потеряться даже в самых простых мелочах.

– Нет.

– Понятно, – судья произнесла это слово так, словно сама десять минут назад участвовала в моем задержании.

Секунд сорок она молчала. Потом обратилась с вопросом к секретарю:

– А у нас участие в несогласованном митинге и неповиновение сотрудникам полиции не покрываются одним составом? По сути ведь деяние одно…

С точки зрения формальной логики это был уместный вопрос. Почему меня судили по двум статьям, если я совершил – если все-таки драконовские законы этой страны, противоречащие друг другу, признавали, что совершил – одно деяние?

Девушка-секретарь, которая, по всей видимости, совсем недавно окончила юрфак, должна была дать ответ на мучавший и меня и судью вопрос, видимо, потому, что ее знания о безумных законах безумного царства были немного свежее. По крайней мере, иначе я не мог объяснить тот факт, что судья консультировалась у секретаря судебного заседания.

– Не знаю, – ответила девушка-секретарь, – но обычно рассматривают по двум статьям.

– По двум – так по двум, – как-то житейски и нарушая все мыслимые и немыслимые принципы правосудия, заключила судья. У меня в голове промелькнул образ популярной в Интернете картинки, именуемой «фэйспалм»: человек закрывает лицо ладонью, тем самым показывая свое разочарование, совмещенное с потрясением глупостью и невежеством оппонента.

Я понял, что участь моя решена. Судья еще немного помолчала и, наконец, изрекла:

– Считаю, что вина по обеим вменяемым статьям кодекса об административных нарушениях доказана.

У меня екнуло в груди, в горле встал ком, по спине побежали неприятные мурашки… Однако своим видом я ничего не показал. Пусть будет что будет, мой гордиев узел все равно уже разрублен…

– В качестве наказания назначаю штраф в пятьсот рублей по первой статье и пятьсот рублей по второй, – подытожила судья. – Решение суда может быть опротестовано в вышестоящем суде в течение десяти дней.

Я выдохнул. Ладно, сутки административного ареста мне, по крайней мере, не грозят.

– Вам все понятно? – обратилась судья ко мне.

Конечно, мне было совсем непонятно, почему меня осудили по двум статьям за одно деяние, исходя к тому же из весьма сомнительной прецедентной практики, однако спорить смысла не было.

– Да, ваша честь, – ответил я. – Где, говорите, можно опротестовать решение?

Честно говоря, ничего опротестовывать я не собирался. Сейчас меня занимали совсем другие мысли и дела, но задать этот вопрос я посчитал необходимым.

– В вышестоящем суде, в нашем случае – это районный суд, – ответила мне девушка-секретарь.

– Ясно.

– Если не опротестуете, квитанции об оплате штрафа придут вам по почте…

Придут – куда ж денутся. Я ждал прихода перемен, а не квитанций, по правде.

– Я могу идти?

– Распишитесь в постановлении, – сказала мне девушка секретарь, – и получите копию.

Еще пару минут они занимались какой-то канцелярско-принтерной волокитой. Я начал скучать. Наконец, мне протянули готовые бумаги, я поставил свои автографы там, где было указано, получил свою копию постановления суда и, распрощавшись, удалился. Фемида проводила меня косыми взглядами судьи и секретаря.

В коридоре по-прежнему скучал одинокий пристав, мужчина, который оставался в кресле, когда я заходил в зал заседаний, куда-то подевался. Наверное, не дождался своей участи – решил я. Толкнув скрипучую дверь, я вышел в серый день января.

Ветер чуть успокоился, тучи застыли в небе, словно морщины на лице усталого бога. Белые кристаллы снега искрились на земле, перемежаясь с крупицами песка и соли, которыми были посыпаны тротуары. Сложив свою копию постановления вчетверо и убрав ее в карман, я пошел сквозь город, молчаливо глазеющий на меня.

За время моего отсутствия он почти не изменился: жизнь здесь вообще не любила вносить какие-то существенные изменения в раз и навсегда прописанный распорядок. Панельные пятиэтажки, покрытые инеем, венчающая панораму одной из центральных улиц брошенная двадцать лет назад стройка с недостроенным домом – как надгробие распавшейся тогда стране, сама улица с развешанными на столбах репродукторами, из которых раз в году, на День Победы, можно было услышать песни и музыку опять же несуществующей страны. Я уже ностальгировал здесь после армии, похожие чувства посетили меня и сейчас.

Зашел в продуктовый магазин – купить сигарет. Возле магазина терлась компания обветренных пьяниц из соседнего двора, которая будто символизировала собой неизменность всего происходящего в городе – на моей памяти в этом помещении успели перемениться три магазина, а компания эта, за небольшими исключениями безвременно выбывших алкашей, как была на пятачке возле крыльца, так и осталась. Складывалось ощущение, что пропагандируемая нынешней властью стабильность была придумана как раз для них, а они, в свою очередь, олицетворяли и цементировали ее.

Приобретя сигареты, я вновь оказался на улице. Один из алкашей отделился от компании и подошел ко мне.

– Братишка, не выручишь рублем-другим? – спросил он меня.

Я поковырялся в карманах, отсыпал ему завалявшейся там мелочи.

– Благодарствую, – алкаш засеменил назад к своей компании.

Закурив, я двинулся дальше по улице. Навстречу попадались нечастые прохожие, иногда мимо проезжали автомобили.

Сказать по правде, я отвык от такой пустоты и спокойствия с ней сопряженного. Словно время устало двигаться по своим осям, и трагически проскрежетав напоследок, остановилось, застыло бессмысленной мертвой громадой в стылом пространстве провинциального января.

Я вышел к центральному перекрестку, где смыкались две главные городские улицы, постоял у пешеходного перехода, ожидая, когда загорится зеленый сигнал. Исчезнувший было ветер, появился снова, принеся мне в лицо ворох ледяных кристаллов, растворенных в воздухе. Я поднял воротник куртки, закрыв шею от ветра.

Дальше я шел по городской аллее, усаженной тополями, на которых вместо листвы сейчас громоздились пышные шапки снега.