Читать книгу - "Цвет жизни - Джоди Пиколт"

— Всем нам приходилось испытывать унижение, дамы и господа, — говорит Одетт. — Но даже если вы чувствуете, что выбор был сделан неправильно — даже если вы считаете его моральным унижением, — вы не станете мстить. Вы не станете вредить невинному, чтобы отомстить человеку, который вас обидел. Но именно так поступила обвиняемая. Если бы она действовала как медик-профессионал, а не поддалась ярости и жажде мести, Дэвис Бауэр был бы сегодня жив. Но когда за этого ребенка взялась Рут Джефферсон… — Она смотрит мне прямо в глаза. — У него не осталось шансов.

Кеннеди не спеша поднимается со своего места рядом со мной и, цокая каблучками по кафельному полу, идет к жюри.

— Обвинитель, — говорит она, — пытается заставить вас поверить, что это дело черно-белое. Но не в том смысле, как вы думаете. Я представляю Рут Джефферсон. Она окончила Платтсбургское отделение Государственного университета Нью-Йорка и получила диплом медсестры в Йеле. В штате Коннектикут она проработала медсестрой родильного отделения больше двадцати лет. Она была замужем за Уэсли Джефферсоном, который погиб, неся службу в составе нашей армии за границей. Она в одиночку воспитала сына Эдисона, отличника, который готовится поступать в колледж. Рут Джефферсон не чудовище, дамы и господа. Она хорошая мать, она была хорошей женой, и она образцовая медсестра.

Кеннеди возвращается к столу защиты и кладет руку на мое плечо.

— Свидетели покажут, что однажды во время смены Рут умер ребенок. Но не просто ребенок. Младенец был сыном Терка Бауэра, человека, который ненавидел ее из-за ее цвета кожи. И что же случилось? Когда ребенок умер, он обратился в полицию и обвинил Рут. Несмотря на то, что педиатр, показания которой вы еще услышите, похвалила Рут за то, как она пыталась спасти ребенка, когда у него остановилось дыхание. Несмотря на то, что начальник Рут, показания которой вы еще услышите, приказала Рут не прикасаться к этому ребенку, хотя больница не имела права запрещать ей исполнять свои обязанности медсестры.

Кеннеди снова идет к жюри.

— Свидетели покажут следующее: перед Рут встала неразрешимая задача. Должна ли она следовать указаниям начальства и безосновательным желаниям родителей ребенка? Или же обязана сделать все возможное, чтобы спасти ему жизнь? Госпожа Лоутон сказала, что этот случай трагичен, и она права. Но, опять же, не по той причине, на которую вы думаете. Потому что ничего из того, что Рут Джефферсон сделала или не сделала, не могло что-то изменить. Ни Бауэры, ни сотрудники больницы тогда не знали, что ребенок находился в опасном для жизни состоянии, которое не было выявлено во время осмотра. И не имело значения, кто находился в том помещении рядом с ним. Будь то хоть Рут, хоть Флоренс Найтингейл, Дэвис Бауэр просто не мог выжить. — Она разводит руками. — Обвинитель хочет, чтобы вы поверили, будто причиной, по которой мы сегодня здесь собрались, это халатность. Но это не Рут проявила халатность, это работники больницы и лаборатории не сумели оперативно определить серьезное заболевание, а это могло бы спасти ребенку жизнь. Обвинитель хочет, чтобы вы поверили, будто причиной, по которой мы сегодня здесь собрались, стали гнев и месть. Это правда. Но не Руф была охвачена гневом. Это Терка и Бриттани Бауэр, обезумевших от горя и боли, охватило желание найти козла отпущения. Если они не могли получить обратно своего сына живым и здоровым, то хотели, чтобы и кто-то другой страдал. И они выбрали Рут Джефферсон. — Кеннеди смотрит на присяжных. — У нас уже есть одна невинная жертва. Я призываю вас не допустить появления второй.

Корин я не видела несколько месяцев. Она выглядит постаревшей, под глазами круги. Интересно, что с ней случилось? У нее все тот же парень? Болеет? Какой кризис произошел в ее жизни за это время? Помню, когда мы покупали салаты в столовой и ели их в комнате для отдыха, она отдавала мне помидоры, а я ей — оливки.

Если последние несколько месяцев и научили меня чему-то, так это тому, что дружба — дымовая завеса. Люди, которые кажутся тебе надежными, на поверку оказываются игрой света; а потом ты понимаешь, что есть и другие, которых ты воспринимала как должное, твой фундамент. Год назад я бы сказала, что мы с Корин близки, но оказалось, что это соседство, а не единство. Мы поддерживали отношения, покупали друг другу подарки на Рождество и ходили есть тапас вечером по четвергам не потому, что у нас было много общего, а потому, что мы работали вместе так долго, что проще было продолжать привычные разговоры, чем расходиться и учить своему языку кого-то другого.

Одетт просит Корин назвать свое имя и адрес. Затем спрашивает:

— Вы работаете?

Корин со свидетельской трибуны смотрит мне в глаза, потом ее взгляд ускользает.

— Да. В больнице Мерси-Вест-Хейвен.

— Вы знаете обвиняемую по этому делу?

— Да, — признает Корин. — Знаю.

Но она не знает, не знает по-настоящему. Она никогда не пыталась этого сделать.

Справедливости ради надо сказать, что и я сама толком не знала, кто я такая.

— Как давно вы знакомы? — спрашивает Одетт.

— Семь лет. Мы вместе работали медсестрами в родильном отделении.

— Понятно, — говорит обвинитель. — Вы обе работали второго октября 2015 года?

— Да. Наша смена началась в семь утра.

— Вы в то утро занимались Дэвисом Бауэром?

— Да, — говорит Корин. — Но передала его Рут.

— Почему?

— Наша руководитель, Мэри Мэлоун, попросила.

Одетт громко требует принести копию медицинской карточки.

— Я хочу обратить ваше внимание на эти бумаги. Можете ли вы объяснить присяжным, что это?

— Это собрание медицинских записей, — объясняет Корин. — Дэвис Бауэр был пациентом, поэтому на него завели карточку.

— В самом начале карточки есть записка?

— Да, — говорит Корин и читает ее вслух: — «Афроамериканским сотрудникам с этим пациентом не работать».

Каждое слово — пуля.

— В результате ребенок был переведен от ответчицы к вам, верно?

— Да.

— Вы наблюдали реакцию Рут на эту записку? — спрашивает Одетт.

— Да. Она рассердилась и расстроилась. Она сказала, что Мэри отстранила ее, потому что она Черная, а я сказала, что на Мэри это не похоже. Ну, что дело вовсе не в этом. Она не захотела меня слушать. Сказала: «Подумаешь, одним ребенком больше, одним меньше. Мне все равно». А потом она умчалась.

Умчалась? Я спустилась по лестнице вместо лифта. Удивительно, как события могут менять форму и содержание — точно воск, пролежавший на солнце слишком долго.

Нет такого понятия, как факт. Есть лишь то, как ты воспринимал факт в определенное время. Как ты пересказываешь факт. Как твой разум обрабатывает факт. Невозможно исключить рассказчика из рассказа.

— Дэвис Бауэр был здоровым ребенком? — продолжает обвинитель.