Читать книгу - "Было, есть, будет… - Андрей Макаревич"

А потом почему-то заносит в спальню – так чудно: никогда не видел ее с этой точки. Неубрано. Странная мысль: сколько вещей сразу стали ненужными. Майки, носки, джинсы, любимая кожаная куртка, висящая на стуле, книги на окне и около кровати – прямо на полу, записная книжка на тумбочке, старая гитара, лежащая поверх одеяла на условно женской половине – все это в один момент стало никому не нужным. Егор даже почувствовал жалость к этим ни в чем не виноватым вещам, которые никто больше не будет любить. Захотелось потрогать гитару – не получилось. А потом опять потянуло куда-то вверх и влево, на секунду открылась верхняя поверхность шкафа – боже, сколько пыли! – и смятая пустая пачка «Явы» – сколько она тут пролежала? А потом Егор понял, что проходит через окно, и вся улица укутана густым серым туманом – нет, это был не туман: просто пространство теряло конкретные очертания. Две мысли неподвижно зависли в голове (в голове?): «Вот и все» и «Только-то и всего?».

* * *

– Ну что, понравилось?

Он сидел на подоконнике. Тот самый модный юноша из сна. Сидел и болтал ногой. Егор никак не мог опомниться. Его как будто из воды выбросило на берег. Вот они, руки. Вот он, я. Господи ты боже мой.

– Понравилось? – юноша, кажется, веселился.

– Не знаю… Нет… Что это было?

– Ты последнее время слишком много размышлял об этом. Даже мечтал. Пришлось показать тебе, как это бывает на самом деле. Вообще-то это нарушение правил. Но я подумал – вдруг тебе понравится?

Нет, он точно веселился. В другой ситуации Егор бы разозлился – очень уж явно парень демонстрировал свое превосходство, – но, чтобы разозлиться, надо сначала успокоиться, а прийти в себя все никак не получалось. И вообще – что происходит?

– Ты кто? Правда ангел? – Егор подумал, что это самый идиотский вопрос, который он задавал в жизни. Нет, это бред какой-то.

– Ну да. Херувим и серафим. Если тебя это устраивает.

Параметры человеческой психики, оказывается, имеют пределы. Нельзя, оказывается, изумиться двум вещам одновременно. Особенно если в обоих случаях речь идет о сверхъестественном. Только по очереди. Егор понял, что само присутствие молодого человека поражает его значительно меньше, чем то, что он только что испытал.

– Как ты это сделал?

– Элементарно, Ватсон. Это вопрос времени.

– Времени?

– Ну да. Движение вбок. Рассматриваешь варианты.

– Вбок? – У Егора кругом шла голова.

– Я тебе еще не рассказывал про время? Как-нибудь расскажу.

– Ты мне вообще ничего не рассказывал.

– В самом деле? Обязательно расскажу. Только не сейчас. Сейчас ты ничего не соображаешь. Ты мне лучше вот что скажи: попробовал? Больше не будешь?

– Не буду.

– Точно не будешь?

– Я же сказал!

– Вот и славно. Трам-пам-пам.

Да что же это такое!

– Слушай… А как тебя зовут?

– Меня не зовут. Это бессмысленно. Мы приходим сами.

– Пожалуйста, не издевайся. Имя у тебя есть?

– В вашем понимании нет. Обращайся, как тебе нравится. Хочешь – по-ангельски: скажем, Нафанаил. Или Солкосерил.

Сволочь. Ну, ладно.

– А можно – Толик?

– Можно. Почему Толик? – Он, кажется, удивился.

– У меня так кота звали.

Получил?

– Отлично. Никогда не был Толиком. Ну ладно, как-нибудь загляну. Не скучай.

* * *

Раз – и нет никакого Толика. Пустой подоконник. Было, не было?

7

Однажды, в кабинете врача, когда окончательно выяснилось, что Егор не в силах позволить засунуть себе в горло страшную черную кишку с маленькой лампочкой на конце, доктор сделал ему интересный укол. Укол был комариный, куда-то в кисть руки, и доктор сказал, что Егор сейчас заснет, и Егор лежал и ждал, когда он заснет, и все никак не засыпал, а потом доктор сказал, что можно вставать и одеваться. Оказывается, прошло полчаса, и врачи все уже проделали, и что самое поразительное – момент засыпания и возвращения к жизни склеились воедино, а то, что было между ними, – исчезло без следа. Спустя пару лет, когда процедуру пришлось проделывать еще раз, Егор решил во что бы то ни стало засечь момент отхода ко сну, лежал и тужился изо всех сил – и опять ничего не получилось. Появления и исчезновения Толика можно было сравнить только с эффектом этого удивительного препарата. Почему-то Егор никогда не смотрел в сторону окна, когда там появлялся Толик. Пропустив его появление, Егор старался поймать хотя бы момент его исчезновения, и не сводил с него глаз, и даже пытался не моргать, и все равно неизбежно в какую-то секунду отводил глаза, и этого было достаточно – подоконник уже был пустой. Все это продолжалось из раза в раз до тех пор, пока Толик однажды не посоветовал перестать заниматься ерундой. Впрочем, Толик не всегда утруждал себя визуализацией – иногда он просто заговаривал с Егором, и тогда это больше всего напоминало беседу по мобильнику. Вот только позвонить ему или позвать было невозможно – он появлялся только сам, когда считал нужным. Иногда очень неожиданно.

– Слушай, а что ты здесь делаешь? – спросил однажды Егор, уже освоившись. (Утро. Серая хмарь за окном. Из маленького радиоприемника слышно, как Соловьев снова с задорной яростью топчет Чубайса. На плите жарится глазунья с ветчиной, Толик неподвижно сидит на подоконнике, свесив одну ногу, как будто всю ночь тут просидел, а ведь минуту назад его в помине не было. Как же быстро человек привыкает к невероятному!) – Ты что, ангел-хранитель?

– Ну да. Из песни Игоря Крутого. «Ангел-хранитель твой». Вневедомственная охрана.

– Ну ладно, серьезно!

– Ну ладно, ведомственная.

Иногда с ним было невозможно разговаривать.

– Хорошо, не обижайся. Не совсем охрана. Охрана защищает в критической ситуации. Мы стараемся ее не допускать. Хотя, конечно, иногда всякое бывает.

– И вы охраняете всех?

– Нет, совсем не всех. У тебя яичница сгорит.

– И за что это мне такая честь?

– Ты катализатор.

– Кто я?

– Катализатор. Ешь давай. Тебя ребята на студии ждут. А в городе пробки.

– Ну пронеси меня по воздуху.

– Щас. Шнурки поглажу.

Раз! Никого. Где он нахватался?

* * *

Шли дни, а Егор все не мог вернуться в нормальное русло жизни. Поразительно – к появлениям Толика он привык очень быстро, а к отсутствию Светки привыкнуть не мог. Нет, все было нормально – он передвигался, общался с людьми, они с «движками» сидели на студии и писали новый альбом, и вообще работа очень спасала, но все происходило на каком-то автомате, а потом приближалась ночь, и наваливалась тоска, и не хотелось ничего: ни зайти в «Маяк» выпить и поглазеть на новых девок, ни позвонить друзьям – никого не хотелось видеть. Никогда еще Егор не расставался так тяжело.