Читать книгу - "Долина забвения - Эми Тан"

@

Когда-то листья на деревьях, как мое сердце, трепетали.

А ныне только снег на ветках лежит, пустых и неподвижных.

Уже не встретишь шелкопряда, не вьет он шелковые нити.

Но шелковый халат любимой все так же возле ее ванной

Лежит под хладным лунным светом.

Когда-то он был золотистым,

А ныне белый, будто тело любимой в каменной постели.

@

Я была в ужасе: снова труп жены! Но тем не менее, осыпав его комплиментами, я заметила, как замечательно контрастируют неподвижные ветви с трепетанием листьев, как искусно он поместил светлый образ шелкопряда рядом с холодной картиной снега и мертвого тела.

Мы с Волшебной Горлянкой обсудили, стоит ли мне выступать с этим стихотворением. Наконец мы согласились, что оно настолько плохое, что вызовет только смех и испортит мне карьеру. Но я снова соврала ему, что стихотворение приняли чрезвычайно успешно.

Волшебная Горлянка расстроилась, но не упала духом.

— Если у него сотни стихов, как он говорит, возможно, он может дать нам их все, а мы выберем лучшие. Поэты часто сами не видят, какие стихи у них лучше, а какие — хуже. Вы знакомы уже больше месяца. К этому времени ты должна быть способна выудить из него стихотворения получше. О любовной тоске и грусти, о счастливой любви — только не о трагической. Я думаю, самый подходящий для этого способ — допустить его до постели. Дай ему свежий приток вдохновения, чтобы заменить надоевшие образы его бывшей жены.

— Я чувствую, как увядает мое сердце, — сказала я Вековечному после его очередного возвращения в Шанхай — предположительно из деловой поездки. — Сможешь ли ты давать мне уроки каллиграфии? Может, я смогу попрактиковаться, переписывая твои стихи? Такое занятие поможет мне дисциплинировать свой ум и вернет вдохновение.

Как я и думала, ему польстило мое предложение, и он сразу согласился помочь. Я уже купила кисти, чернила и запас рисовой бумаги. Он крайне серьезно отнесся к роли учителя и сказал, что мне нужно настроить свой разум, припасти чернила и приготовиться рисовать каждый иероглиф, тщательно следя за правильными мазками кисти.

Я же приготовилась его соблазнять.

— Ты не можешь написать иероглиф так, будто его разбили на части, а потом склеили, — сказал он, изучив мою первую попытку. — Рука должна плавно двигаться в определенном ритме. Она не должна ни дрожать, ни становиться зажатой, — он показал мне, как держать кисть — перпендикулярно к бумаге, — но я специально наклонила ее. Он обхватил своей теплой ладонью мою руку и показал, как вести кисть. Я специально напрягла руку, чтобы она подергивалась, и ему пришлось встать у меня за спиной, чтобы направлять движения руки. Я покачивала бедрами в ритме его движений, и терлась о его бедро. Большинство мужчин к этому моменту уже бы напряглись и немедленно приняли мое едва заметное приглашение продолжить урок в постели. Но Вековечный, верный вдовец, просто отодвинулся.

Стихотворение «Весь Шанхай в нашей власти!», которое я копировала, было напыщенной, обличающей речью из сборника, который он называл «Город двух миллионов жизней». Вековечный сказал, что истинная любовь проистекает из принятия общих, высших идей, а это стихотворение содержит в себе значительное их число. Придется притворяться, что они мне тоже интересны, если я хочу выиграть у его мертвой жены, которая уже вдохновила его на пять лет воздержания.

— Люди должны стремиться к высшей добродетели — к альтруизму, самопожертвованию, чести и прямодушию. Они не должны сдаваться и говорить: «Ой, это невозможно, пойду-ка я лучше стану таким же жадным, как все остальные».

— Но люди должны быть практичными. Идеи не накормят голодные рты и сами по себе не вызовут прогресс.

Мои слова вдохновили его на то, чтобы объяснить, что он имеет в виду. Через десять минут я уже перестала его слушать. Но он продолжал говорить еще час. Мой план по соблазнению провалился. Он находился в состоянии восторга… но не того восторга, который я ожидала. Я предложила ему на сегодня остановиться и продолжить на следующий день.

— Наше сегодняшнее занятие очень поддержало меня. Как же хорошо поговорить об этих идеях! Мы с женой все время о них разговаривали.

После встречи я призналась Волшебной Горлянке, что приток вдохновения, который я могла бы ему обеспечить, не сравнится с силой его высоких идей вкупе с любовью к мертвой жене. Мои усилия были бесполезны — и довольно дороги, учитывая, как любил он лакомиться закусками к чаю. Когда Вековечный позвонил мне в следующий раз, я сказала, что после обеда у меня встреча с новым клиентом и что я дам ему знать, когда мы сможем возобновить занятия каллиграфией. Он не смог скрыть своего разочарования.

— Ты была слишком добра ко мне и потратила на меня столько времени, — сказал он с холодной учтивостью.

Но вечера проходили без клиентов. За это время я успела прочесть один роман, потом другой. Слуга приносил мне газеты — одну на китайском, другую на английском. Несмотря на то что меня утомляли рассуждения Вековечного о политике, я обнаружила, что воспринимаю новости с его точки зрения. Прогресс вызывал у меня раздражение: больше кораблей, больше зданий, больше разрезанных ленточек, больше рукопожатий двух богачей, стремящихся сделать друг друга еще богаче. Я вспомнила, как моя мать говорила каждому клиенту: «Именно вас я так надеялась увидеть», и эта фраза являлась прелюдией к созданию союзов между власть имущими. И во время чтения новостей я спрашивала себя, чья точка зрения более верная — матери или Вековечного? Какая из них более эгоистична? Какая из них разрушительнее для тех, кто не обладает ни властью, ни богатством?

Вековечный вернулся через две недели, и я искренне обрадовалась ему. Мне было одиноко без него. Он торопливо объяснил, что знает, что я очень занята, и просто хочет мне сообщить, что я вдохновила его на новые стихи, больше похожие на те, что он прочел мне в день нашей первой встречи.

— Поэзия рождается от силы чувства, — сказал он. — Мои стихи родились от нашей разлуки. Я обнаружил, что скучаю по тебе, потом стал тосковать, и спустя некоторое время начал страстно желать общения с тобой, и из меня безостановочным потоком полились стихи о любовной тоске. Поэтому я благодарен за нашу разлуку. Но я еще должен признаться в том, что может тебя шокировать. Я не был с тобой честен. Я сказал, что скорбь по жене отбила у меня всякое желание к другим женщинам. Но вскоре после того как я тебя встретил, я перестал представлять рядом с собой тело жены. Теперь рядом со мной была ты. Так что и моя тоска по тебе, и моя постыдная лживость создали самые сильные произведения за многие годы творчества. Они всё еще несовершенны, я в этом уверен, но если ты захочешь, я предложу их тебе в награду за вдохновение и за ожившее чувство любви, которое, как я думал, никогда уже не испытаю. Уверяю, что я ничего не ожидаю взамен. Я останусь твоим молчаливым обожателем, ведь я слишком беден, чтобы претендовать на большее. Боль безответной любви со временем приведет к еще более сильным стихам.