Читать книгу - "Особые отношения - Джоди Пиколт"

Она жестом указывает на Зои.

— Вы выслушаете показания, Ваша честь, о медицинских осложнениях, в результате которых Зои больше не может выносить собственные эмбрионы. В настоящий период ее репродуктивный цикл не позволяет пройти еще одну процедуру ЭКО и собрать яйцеклетки. Ее, которая так отчаянно хочет иметь ребенка, бывший муж лишает последней возможности иметь детей — и это муж, который сам иметь детей не хочет. Он борется не за право быть родителем. Он борется за то, чтобы отобрать это право у Зои. — Анжела Моретти смотрит на судью. — Адвокат мистера Бакстера много говорил о Боге, о том, чего хочет Бог, и о том, какой Бог видит семью. Но сейчас Макс Бакстер не просит благословения у Бога, чтобы стать отцом. Он не спрашивает Бога, что лучше для этих эмбрионов.

Анжела смотрит на меня, и я едва могу дышать.

— Макс Бакстер просит вас взять на себя роль Бога, — произносит она.

Пастор Клайв говорит, что давать свидетельские показания сродни торжественному заявлению о своей вере в церкви. Ты просто занимаешь свидетельскую трибуну и рассказываешь свою историю. И неважно, что она унизительна, что тяжело даются воспоминания. Важно то, что ты на сто процентов честен, потому что именно поэтому люди тебе поверят.

Пастор Клайв — один из свидетелей, ждущих своей очереди в безвестности, в которую их отослали, и я от всей души сожалею об этом. Мне очень понадобилась бы его уверенность, чтобы я мог на ком-то сконцентрировать свое внимание, пока буду стоять за свидетельской трибуной. А теперь мне постоянно приходится вытирать ладони о брюки, потому что я сильно потею.

Как ни странно, меня успокаивает пристав, подошедший ко мне с Библией. Сперва я думаю, что сейчас он попросит меня прочесть отрывок, но потом вспоминаю, как начинается любой суд. «Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды?» Я кладу руку на потертый кожаный переплет. И тут же мое сердце перестает неистово биться. «Ты не один», — сказал пастор Клайв и, естественно, оказался прав.

Мы с Уэйдом десяток раз репетировали мои показания. Я знаю все вопросы, которые он будет задавать, поэтому в этой части не волнуюсь. Мне не дает покоя то, что произойдет потом, когда он закончит допрос, когда настанет черед Анжелы Моретти рвать меня на части.

— Макс, — начинает Уэйд, — почему вы обратились в суд с просьбой назначить вас опекуном этих нерожденных детей?

— Протестую! — вступает Анжела Моретти. — Одно дело слышать, как адвокат называет эмбрионы нерожденными детьми во время вступительной речи, но неужели мы весь процесс будем вынуждены слышать это определение?

— Протест отклонен, — отвечает судья. — Мне не до семантики, миссис Моретти. Вы говорите «помидор», я называю его «томат». Мистер Бакстер, отвечайте на вопрос.

Я делаю глубокий вдох.

— Я хочу быть уверен, что их ждет прекрасное будущее с моим братом Рейдом и его женой Лидди.

«Его женой Лидди». Эти слова жгут мне язык.

— Почему вы не обсудили вопрос опеки во время бракоразводного процесса?

— У нас не было адвокатов, мы сами себя представляли. Я знал, что мы должны разделить имущество, но это… это наши дети.

— При каких обстоятельствах были зачаты эти нерожденные дети? — задает Уэйд следующий вопрос.

— Когда мы с Зои были женаты, мы хотели иметь детей. Все закончилось тем, что мы пять раз проходили процедуру ЭКО.

— Кто из вас двоих бесплоден?

— Оба, — отвечаю я.

— Как проходит процедура ЭКО?

Пока Уэйд прогоняет нашу медицинскую историю, я чувствую внутри пустоту. Неужели все девять лет брака могут закончиться вот так: два выкидыша, один мертворожденный? Тяжело представить, что единственное, что осталось, — несколько юридических документов и этот кровавый след.

— Как вы отреагировали на рождение мертвого ребенка? — спрашивает Уэйд.

Это прозвучит кощунственно, но когда умирает ребенок, мне кажется, матерям легче это перенести. Мать может неприкрыто скорбеть; ее утрата — это то, что видят все, глядя на ее опавший живот. В моем случае утрата поселилась в душе. Она съедала меня изнутри. Поэтому так долго моим единственным желанием было заполнить пустоту.

Господь знает, что я старался. С помощью алкоголя.

Ни с того ни с сего у меня в горле пересыхает и кажется, что если я не выпью, то умру. Я заставляю себя подумать о Лидди, вспомнить вчерашний вечер, когда она сидела на краю кровати и молилась за меня.

— Я переживал не лучшие времена. Потерял возможность зарабатывать. И опять начал пить. Брат забрал меня к себе, но меня засасывало все глубже и глубже. Пока однажды я не врезался на грузовике в дерево и не оказался на больничной койке.

— После этого жизнь изменилась?

— Да, — отвечаю я. — Я обрел Иисуса.

— Протестую, Ваша честь! — восклицает Анжела Моретти. — Мы в суде, а не на молельном бдении.

— Я разрешаю этот вопрос, — отвечает судья О’Нил.

— Следовательно, вы стали набожным человеком, — подсказывает Уэйд.

Я киваю.

— Я стал посещать церковь Вечной Славы и беседовать с пастором Клайвом Линкольном. Он спас мне жизнь. Я ведь окончательно опустился. Я потерял дом, стал алкоголиком и не знал ничего о религии. Сперва я думал, что если приду в церковь, то все станут меня осуждать. Но действительность сразила меня наповал: этим людям было все равно, кто я есть, — они видели во мне того, кем я мог бы стать. Я стал посещать взрослую группу по изучению Библии, всевозможные обеды, собрания паствы после воскресной службы. Все молились за меня: и Рейд, и Лидди, и пастор Клайв, и остальные прихожане. Все безоговорочно любили меня. И однажды я сел на краю кровати и попросил Господа спасти мою душу и мою жизнь. Когда Господь меня спас, в мое сердце упало семя Святого Духа.

Когда я заканчиваю свою речь, мне кажется, что из меня изнутри исходит сияние. Я бросаю взгляд на Зои, которая смотрит на меня так, как будто видит впервые.

— Ваша честь, — вмешивается Анжела Моретти, — мистер Престон, по всей видимости, не понял, что следует разделять суд и церковь…

— Мой клиент имеет право рассказать о том, что изменило его жизнь, — отвечает Уэйд. — Религия — вот что заставило мистера Бакстера подать этот иск.

— В конкретном случае я вынужден согласиться, — говорит судья О’Нил. — Душевное преображение мистера Бакстера существенно для рассматриваемого дела.

— Я не верю своим ушам, — бормочет Анжела Моретти. — И буквально, и фигурально.

Она садится на место, скрестив руки на груди.

— Необходимо внести ясность… — говорит Уэйд. — Вы продолжаете употреблять спиртное?

Я вспоминаю о Библии, на которой поклялся. Думаю о Лидди, которая так хочет иметь ребенка.

— Ни капли в рот не беру, — обманываю я.