Читать книгу - "Сибирские перекрестки - Валерий Туринов"

Софрону стало завидно.

«Ты прожил здесь год, – подумал он про себя. – А что тебе это дало? Зачем сюда приехал?.. Ради денег? Или чувствуешь неуверенность в жизни и полез в щель, как таракан?»

* * *

Вечером, после дежурства на реке, по дороге в поселок Софрон задерживался у бунта.

Он же знал, что здесь большой уклон, сам выкладывал этот бунт. Бунт короткий, думал, катать не будет, уклон поможет сбрасывать бревна подальше от берега. Соорудив что-то похожее на трамплин, он отделил крайнее к реке бревно от верхнего ряда, затянул крючком его комель на себя, толкнул ногой и… Толстые громадные бревна, в полтонны весом, подскакивая на трамплине так, что дрожал весь бунт, с особенным шумом полетели одно за другим далеко в реку…

В общежитие он возвращался, как правило, поздно вечером.

– Ну, Софрон, сколько сбросил? – шутливо начинал Маркел. – Наверное, твой бунт уже уплыл, качается на волнах где-нибудь далеко внизу.

– Брось цепляться! – парировал Софрон. – Ты же знаешь, что там почти тридцать рядов и работы на неделю, не меньше!.. Ряды покатые. С ними надо работать осторожно, если не хочешь остаться калекой…

Этот бунт был записан за Агафьей – буряткой, а сбрасывать его взялся Софрон.

Эта Агафья – здоровая, крепкая, жилистая и сильная. Она не уступит по силе многим мужикам… Последнее же время она стала что-то поглядывать частенько в сторону Софрона…

Мужики стали подшучивать над Софроном.

– Смотри – невеста-то какая! Ничего, что некрасивая! Зато у нее денег много!.. Она здесь давно работает, копит! Мужика хочет купить!..

Хохот…

– За так ее никто не возьмет! Может, кто клюнет на деньги!.. Вот она к тебе, Софрон, и приглядывается!.. Оценивает!.. Ты парень молодой, здоровый, симпатичный… К тому же непьющий…

От этих шуток Софрон не знал куда ему деваться. Хоть не ходи вечером в клуб. Клуб был ветхий, грязный и служил местом сосредоточения всех поселковых новостей и сплетен.

– Софрон, бери пример с молодого, с Веньки! Видишь, какай он шустрый!

Всего в поселке жило человек тридцать рабочих. Половина из которых были семейными, другая же половина – холостяки. Те жили в общежитии. Поэтому каждого нового человека, появляющегося здесь, знали все и звали, как правило, по имени независимо от его возраста.

Венька приехал месяца два назад откуда-то с Украины и умудрился сразу же стать известным. О себе сказал, что выгнали из института. Здесь же всему верят, так как прошлая жизнь приезжающих мало кого интересует, а что он собой представляет как человек, узнают в общении и по работе и соответственно этому вырабатываются мерки и отношение. К прошлому относятся терпимо, так как у многих из живущих здесь есть, что хотелось бы забыть или, по крайней мере, чтобы люди, с которым они общаются, не знали про их прошлое.

Однажды по пьянке Венька забрел в комнату, где жила молодая семья. Жена была дома и спала, наверное, намаявшись ночью с ребенком. Муж же ее был в это время у кого-то в гостях. Венька полез к ней… Спросонья она приняла его за мужа, приласкала… А когда разобрала, в чем дело, то накостыляла Веньке так, что он ходил неделю с подбитым глазом… Так Венька стал известен.

* * *

Раннее утро. Софрон и Рыжий наслаждались вольным, свистящим в ушах ветром, стоя в кузове газика и опираясь руками на кабинку. Мотор поет и несет их навстречу простору, который разворачивается перед машиной, и они жадными глазами пожирают его далеко впереди. Мелькают шпалы лежневки, кругом коридором стоит тайга.

Они ехали в город. Софрон уезжал, уезжал отсюда навсегда, а Рыжий ехал с ним за компанию, чтобы побывать в городе, в котором не был с самой зимы. Добирались они, как обычно, на попутках. До главной базы леспромхоза ехали в открытом кузове газика.

Стоял солнечный июльский теплый день. Глядя на окружающую зелень и легкое марево болотных испарений, Софрон вспомнил ноябрьскую ночь прошлого года, когда добирался до леспромхоза вот этой же дорогой, чуть не замерз в открытом кузове машины в своем летнем плаще, ботиночках и фуражке. Вспомнил, как потом, скрюченный, вывалился из кузова на снег, когда шофер остановил машину, чтобы заночевать на промежуточном лесопункте, как почти на карачках еле добрался до комнаты приезжих, как упал, не раздеваясь, в чистую и теплую постель впервые за много дней и провалился до утра в тяжелый, без сновидений, сон. Все это позади. Впереди лето, впереди дорога.

Машина несется по лежневке. Кругом тайга, болота. Без лежневки по этим местам не проехать. Поэтому ее и строят, и надолго. И прокладывают ее только по магистральным маршрутам вывозок леса, так как обходится она недешево. Ее строят из леса, который валят тут же, рядом с просекой. Две колеи из лесин, под ними бревна, как шпалы, по середине и по сторонам – болото. Вот и все нехитрое сооружение.

И привычно мчатся машины по лежневке с такой же скоростью, как и по обычным дорогам.

Рыжий во всю мощь горланил блатные песни. Запас их у него был небольшой, поэтому он шел по второму, затем по третьему кругу. Софрон иногда присоединялся к нему, что-то кричал, пританцовывал, подпрыгивал в кузове и хохотал над Рыжим, который сильно перевирал даже такие простенькие песни, как блатные, и пел их только тогда, когда его никто не мог услышать, как сейчас, или когда бывал сильно на взводе.

Машина мчалась по лежневке, рассекающей надвое тайгу. Позади у Софрона остались скитания и тяжелая работа. Впереди его ждала дорога, впереди была неизвестность.

Все только-только начиналось. Все было впереди.

Прощай, чужой край! Тяжело мне пришлось в гостях у тебя. Неприветливо встретил ты меня. Захочу ли я встретиться с тобой еще раз? Не знаю…