Читать книгу - "Реформатор - Юрий Козлов"

«Водяной матрас — это здорово, — согласилась Мера. — Но туда, куда ты меня пригласил, мы отправимся не на дельтаплане, а на водяном мотоцикле».

«Где он?» — Никита почему-то подумал, что они рванут немедленно с ближайшей набережной Москвы-реки.

«На Клязьминском водохранилище, — ответила Мера. — Ты не повершишь, но это место называется “Водный клуб”. Как член клуба, раз в неделю я могу кататься бесплатно целый час. Впрочем, как говорится, кто не с нами, тот»…

«Я “за”! — воскликнул Никита. — Я с вами».

«К водяному матрасу на водяном мотоцикле из Водного клуба. Разве плохой маршрут?» — усмехнулась Мера.

«Только сначала заскочим к брату за ключами», — сказал Никита.

Савва без звука отдал ключи, сказал, что много работы, поэтому сегодня он вернется домой поздно. Даже если Никита и кто там с ним останутся у него, он их не потревожит.

«Шалом!» — равнодушно скользнул взглядом по красавице Мере.

Савва принял ее за израильскую журналистку, которая давно добивалась встречи с ним. Он назначил ей на завтра, но почему-то решил, что она пришла раньше. Савва совсем запутался в днях и числах. Фонд лихорадочно готовился к приезду президента. Уборщицы надраивали стены, стирали пыль со светильников, возили по коридорам ревущие пылесосы. Никита объяснил брату, что Мера — не израильская журналистка, и он ей ничего не назначал.

«Вот и хорошо, — ответил Савва, видимо ничего не расслышав из-за буйволиного рева пылесосов — дашь ей интервью вместо меня. Я смотрю, она по-русски не очень, какая ей разница, у кого брать интервью. Скажешь ей, что мы понимаем национальную идею, как равенство, братство и счастье всех, проживающих на территории России народов, включая еврейский».

«А хочешь, я прямо сейчас ее увезу в… Водный клуб? — сдавленным шепотом произнес Никита. — Дай машину, а?»

«С концами?» — предложение определенно понравилось Савве.

«Постараюсь», — Никита подумал, что если он иногда все же ощущает грань между реальностью и волшебным мешком, то Савва давно (как кот?) сидит в этом мешке. Сейчас для Саввы существовали только два человека: он и президент. Остальные — лишь в той степени, в какой могли помешать (отдалить), или помочь (приблизить) их встрече (у).

«Бери дежурный джип, — сказал Савва, — он мне пока не нужен. Скажешь водителю, что я разрешил. Странно, — более внимательно посмотрел на Меру, — что она не понимает по-русски. Наверное, она из этого… Енохова колена, которое отправилось на Марс. Проверь, у нее должны быть светлые волосы на лобке».

Никита испугался, что Мера вцепится Савве в физиономию, но та в данный момент с изумлением рассматривала мозаику на дне фонтана с золотыми, как монеты, и красными, как флаги, рыбками. Играющие в неведомую игру античные люди были на мозаике как живые, и как будто даже отмахивались от золотых и красных рыбок, как от надоедливых мух. К тому же трудно было услышать дикие речи Саввы из-за несмолкающего рева пылесосов. Никита подумал, что библейские Иерихонские трубы — отнюдь не вымысел. Неужели фонд «Национальная идея» разделит судьбу Иерихона?

«Ты думаешь, — спросил Никита у Саввы, — у меня будет возможность проверить?»

«Вне всяких сомнений, — рассмеялся Савва. — Зеленые глаза — это как разрешительный свет светофора. Это — всегда “да”».

«Но ведь природа не создала девушек с красными глазами, — спросил Никита, — чтобы всегда “нет”?»

«Не создала, — согласился Савва, — иначе человечество давно бы вымерло».

Никита полагал, что пустит в дело отвертку вечером на водяном матрасе, но пришлось гораздо раньше — в раздевалке Водного клуба, где он и Мера разделись, чтобы облачиться в резиновые, непромокаемые с длинной «молнией» на животе комбинезоны.

В просторной, пустой (члены Водного клуба, видимо, предпочитали отдыхать в других местах) раздевалке Никита чуть замешкался. Когда же обернулся, прикрывая полотенцем, не сказать, чтобы победительно восставшую (в незнакомых местах, с новыми девушками она вела себя, как трепетная лань, или пуганая ворона) плоть, увидел, что прекрасная Мера, презрительно отбросив полотенце, молча смотрит на него.

Плоть совершенно не напоминала восклицательный знак. Скорее, удлиненную, но определенно смотрящую вниз запятую.

Никита подумал, что подобный знак препинания в данном предложении совершенно неуместен.

Зеленые глаза Меры светились в сумраке раздевалки. За дверью стояла такая тишина, что было слышно, как тонко жужжит комар, вдохновленный (в отличие от Никиты) близостью обнаженного женского тела. Вот только цели у нас разные, вздохнул Никита.

«Твой наряд восхитителен, — нервно произнес Никита, — потому что твой наряд — одна сплошная добродетель».

Плоть плавилась в зеленом огне, как пластилин. Удлиненная запятая превращалась в практически невидимую точку. Никита понял, что напишет предстоящий диктант на двойку.

Плоть и сознание следовало немедленно разъединить, растащить по разным углам (ринга), как готовых убить друг друга взбесившихся боксеров. Кажется у Ницше Никита читал, что женщины преклоняются перед теми мужчинами, у кого инстинкт доминирует над сознанием, и презирают тех, у кого наоборот.

Мера тем временем наехала сферической грудью, овальным животом на широкий солнечный луч, как на шлагбаум. Никита явственно разглядел в направленном свете прожектора-луча, что волосы на лобке у нее… светлые. Значит Савва прав, тупо подумал Никита, она… марсианка?

Нелепейшая эта мысль развела по разным углам не инстинкт и сознание, но сознание и сознание, то есть две его части. Та часть сознания, которая контролировала инстинкт, в мгновение утратила контрольные функции, поскольку Мера оказалась… марсианкой и, следовательно, на нее эти функции изначально не распространялись. С таким же успехом Никита мог контролировать… созвездие Рака.

Минус на минус дал плюс.

Ничто более не сдерживало рвущийся в бесконечность (в созвездие Рака?) инстинкт.

Впрочем, краем уходящего сознания Никита успел зафиксировать первопричину высвобождения инстинкта, вычленить основное звено в цепи: луч-лобок-Марс-плоть. Белая птица (больше чайки, но меньше альбатроса) под острейшим углом скользнула между гладью воды и гладью окна раздевалки, изменив на мгновение световой баланс, послав в сумрак раздевалки отраженный от крыла луч, на который налетела Мера.

Никита широким шагом гладиатора приблизился к ней, опрокинул на мешки со спасательными жилетами, овладел (оплодотворил), как и положено мужчине инстинкта, совершенно не думая о такой чепухе, как ответное удовольствие партнерши. В конце концов, цинично решил гладиатор-Никита, какое это имеет отношение к России, к национальной идее? Разве Марс — субъект Федерации? И еще подумал, отваливаясь от содрогающейся на мешках с жилетами Меры, что в шортах, в голубой рубашке она казалась худощавой, стройной и даже хрупкой. Однако же, обнаженная, оказалась немыслимо, как египетская пирамида, широка в бедрах. Если, конечно, бедра евреек-марсианок колена Енохова не увеличиваются в размерах на манер земной мужской плоти. В линиях гладкого коричневого тела Меры победительно наличествовала иная, нежели в мужчинах, сила. Женщина, умиротворенно подумал Никита, даже хрупкая и стройная, как лотос, всегда мощнее, шире мужчины, потому что создана Господом для других целей.