Читать книгу - "Пристанище пилигримов - Эдуард Ханифович Саяпов"

Он засмеялся очень неприятным смехом, пробирающим до самых поджилок.

— Сдаётся мне, что ты — моя белая горячка, — сказал я умиротворённым голосом. — У меня ещё в поезде что-то подобное начиналось, а сейчас я, похоже, совсем поплыл. На самом деле тебя не существует — ты есть порождение моего воспалённого разума.

— Глупенький, никакой белочки нет, — спокойно ответил ночной гость. — Это ваши врачи-материалисты придумали, чтобы не вдаваться в подробности. Человеческий мозг не имеет такой прерогативы — менять окружающее пространство, и уж тем более наполнять его по собственной прихоти какими-то субъектами. Пьющий человек постепенно опускается на самые низкие вибрации бытия и начинает воспринимать сущностей, которые тоже прибывают на этих частотах.

— А что такое вибрации? — спросил я и блаженно зевнул.

— Определённый диапазон частот, на котором прибывает твоё восприятие, ведь окружающий мир для вас — это то что вы видите, слышите, осязаете и даже улавливаете с помощью интуиции, так называемого шестого чувства. Но окружающий мир на самом деле гораздо сложнее, и объективно он имеет бесконечное количество энергетических уровней, каждый из которых существует в своём диапазоне. Ты думаешь, что твоё тело и разум — это всего лишь сгусток материи в пространственно-временном континууме? Нет, дорогой, в первую очередь весь обозримый и необозримый мир — это энергия, а корпускулярные свойства природы существуют только в твоём восприятии, как наблюдателя. Ты же знаешь, что такое корпускулярно-волновой дуализм, проходил это в школе…

Я понимал, постепенно погружаясь в полное безразличие, что делирий прогрессирует, что он обретает угрожающие формы, что ситуация выходит из-под контроля. Я мог бы прекратить это безумие: нужно было всего лишь спуститься в бар и опрокинуть двести граммов водки, и тогда закончится делирий, но уже никогда не закончится водка. Самое страшное для алкоголика — пройти точку невозврата, после которой его ждёт абсолютное выхолащивание, интеллектуальная деградация, утрата жизненных ценностей, нищета, голод, энцефалопатия, мокрые подгузники, алюминиевые ложки, жиденькая овсянка и равнодушные люди в белых халатах… Я слушал этот странный вибрирующий голос и осознавал, что он всего лишь повторяет мои мысли, уже давно набившие оскомину, только в другой интерпретации. Сколько я пережил запоев, на выходе — всегда один и тот же бред, мотивированный поисками абсолютной истины. «А если этот гомункул реально существует? В таком случае кто он, если это не я?» — Сердце всколыхнулось, жуткие скарабеи побежали по всему телу, а странный дядька продолжал нудно моросить:

— Материя присутствует лишь номинально, чтобы обеспечить наблюдателю определённый образ бытия. Материя — это понятие субъективное, и главный вопрос заключается в том: что под этим подразумевать? Новые постулаты квантовой физики основательно пошатнули ваши классические представления о мире, но вы даже не представляете, насколько ещё далеки от истины…

В какой-то момент я провалился в полное небытие, и голос его перестал звучать, но через некоторое время, задыхаясь от ужаса, я вынырнул из этого тёмного холодного омута, потому что меня там уже встречали бесы… Инфернальный мир показался мне естественным продолжением нашего, — между ними пролегла лишь тонкая пелена, опустившаяся на глаза, — и я совершенно не утратил привычного восприятия: все чувства были сохранены, вплоть до обоняния, и я ощутил совершенно явственно, что от бесов пахнет горелой мертвечиной. Нет, у них не было рогов или жутких физиономий, как у летучих мышей, — они были совершенно антропоморфные, но глаза их наводили ужас: они были слишком выразительные, лукавые и пронизывающие насквозь.

Из гостиничного номера я провалился прямиков в лифт, набитый чертями, — они с удивлением посмотрели на меня и лукаво переглянулись. Особенно мне запомнился маленький колченогий цыган в грязной рваной майке. Его широкое скуластое лицо с безумно горящими глазами было покрыто мелкими коростами, напоминающими сигаретные ожоги. Он приблизился ко мне, криво ухмыляясь, и протянул свою волосатую лапу…

— Ну что, куда прокатимся? Вверх или вниз? — картаво спросил он и прикоснулся к моей щеке шершавыми пальцами — я в ужасе отшатнулся и наступил на ногу другому бесу, стоящему у меня за спиной.

— Ой, извините! — жалобно попросил я и получил крепкую затрещину.

В обычной ситуации я мгновенно отвечаю насилием на насилие, и в челюсть любому оппоненту прилетает жёсткий хук, с подкруткой всем телом, на выдохе, как правило не оставляющий ему шансов. Но в лифте я был полностью деморализован, напуган как ребёнок, и к тому же невыносимая тяжесть давила мне на плечи и ноги мои подкашивались, словно эта металлическая клеть на огромной скорости поднималась вверх. Когда я рухнул после затрещины, то очень близко увидел пол: рифлёное железо, припорошенное тонким слоем пыли, багровые пятна и отпечатки подошв, — что меня удивило, у этих чертей не было копыт и были они в простых рабочих ботинках на шнурках, но уже через секунду я просто обомлел от ужаса: на грязном полу валялся одинокий человеческий глаз и внимательно следил за мной…

Кто-то сказал:

— Ему с нами не по пути…

И меня начали отрывать от пола.

— Оставьте меня в покое! — крикнул я.

— Что ты там блеешь, овца? — услышал я картавый голос, дверь лифта распахнулась, и меня вышвырнули прямо на ходу — я увидел ярко-фиолетовое звёздное небо, багряную луну в розовом оперении облаков и чёрную бездонную пропасть под мной.

Я ору во всю глотку, пытаясь проснуться раньше, чем долечу до земли… Россыпи огней вдоль изогнутой линии побережья неумолимо надвигаются… Ледяной поток воздуха разматывает сопли по щёкам и обжигает лицо… Восприятие происходящего настолько ясное, картинка настолько отчётливая и яркая, что этот эпизод остаётся в моей памяти на правах реальности. Я помню всё в мельчайших деталях, хотя прошло уже двадцать лет.

Когда я открыл глаза, то продолжал кричать и размахивать руками, а потом в ужасе озирался по сторонам, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять где я нахожусь и как сюда попал… Постепенно в памяти восстановилась цепь предшествующих событий: поезд, перрон, жена, гостиница, номер 236…

— Ты умер. Твоё сердце остановилось.

«Ночной гость» — цепь предшествующих событий пополнилась ещё одним звеном.

— Тебя целую минуту не было с нами.

— А где я был? Кто были эти весёлые ребята?

— После смерти человек прибывает в промежуточном состоянии, которое вы называете преисподней, и он находится