Читать книгу - "Коммуна, или Студенческий роман - Татьяна Соломатина"

– Что?

– На экзамене по научному коммунизму вкупе с марксистско-ленинской философией ты вроде бы получила «отлично»?

– И что?

– А то, что свобода – это осознанная необходимость. Ты свободна в своём решении?

– Купить кровать?

– Да. Если для тебя первое – необходимое и достаточное условие для второго.

– Ну да. А что такого? О какой несвободе может идти речь, если я сама себе хозяйка?

– Возможно, ты решила отдаться мне в благодарность за то, что я столько лет меняю тебе перегоревшие лампочки? Тогда не стоит, моя дорогая. За это ты уже рассчиталась. Я столько раз купался в завистливых взглядах самцов – люди столько раз зубы за всю жизнь не чистят! Представь: они смотрят, а мы идём. Я и такая потрясающая женщина…

– Прямо-таки потрясающая? – Поля прищурилась.

– Да, моя дорогая. Ты хорошеешь невероятными темпами. Возможно, в зеркале этого и не видно, потому что зеркало всегда и только отражает, но ты не просто красива. Красивых женщин пруд пруди. А ты излучаешь свет. Особый тонкий свет…

– Нимб слишком яркий, что ли?

– Тьфу ты, богохульница! – нарочито окая, произнёс Примус и шутовски перекрестился. – Боюсь, деточка, что свет, каковой ты излучаешь, совсем иного рода. Так сказать – другой длины волны. Это такой свет, на который слетаются мотыльки с яйцами…

– Лёшка!

– Что «Лёшка!»? Так оно и есть, я всё-таки мужчина – мне видней.

– Слушай, а все эти годы ты так ни с кем и не…

– Не перебивай старших, девчонка! Я ещё не всю диспозицию озвучил. Та-ак… Значит, мы прогуливаемся, я купаюсь в зависти мотыльков с этими самыми… И плюс я имею весьма неглупую собеседницу, могущую оценить степень моего интеллекта, – находка для ритора и софиста! Ещё у меня всегда есть койко-место на полу в центре города; жизнерадостная Тонька; саркастичный добряк мегадворник; кот; собака и… Короче, это далеко не полный перечень тех благ, кои я получаю, не обременяя тебя своей любовью.

– В общем, ушёл от ответа.

– От какого, детка? – Примус удивлённо вскинул бровь, подкинул в тлеющий костерок листьев и поворошил их прутиком.

– Не прикидывайся дурачком. У тебя это не очень хорошо получается, в отличие от Кроткого.

– Кроткому не надо прикидываться. Мой чудесный друг даже в глупости остаётся честным. И когда он туповат, но решителен – он просто туповат. Но решителен!

– Евграфов!

– Ах так! Значит, всё серьёзно? Или ты просто щупаешь на вкус мою фамилию, примеряя, подойдёт ли она тебе и нашим будущим детям?

– Я тебя сейчас убью!

– Ты не сможешь. Я тебе нужен.

– Лёш, или ты мне сейчас ответишь честно, или я встаю и ухожу. И обижусь!

– Да на какой же вопрос я должен честно ответить, моя прелесть?

– За все эти годы ты так ни с кем и не встречался? Так ни с кем и не переспал? Да не верю я!

Примус достал сигареты, подкурил одну, протянул Полине. Затем сам затянулся следующей и вздохнул:

– На самом деле ни одной женщине не нужны честные ответы. Особенно такой, как ты.

– Это означает «да»? Встречался и спал?

– Всё не так однозначно…

– Что тут может быть неоднозначным?! Встречался – значит встречался. Спал – значит спал! – Поля начинала сердиться.

Будь Примус чуть хуже, чем он был… Будь Примус из тех, кто за «равноправные отношения зрелых партнёров», возможно, он напомнил бы Полине, что она к пятому курсу уже успела побывать замужем, встречаться-спать с парой-тройкой мужчин, и так далее, и тому подобное. Но Примус не был таким отвратительным простейшим, что во множестве окружают любую из современных женщин. Да и к тому же он её любил. Это была такая любовь, что уже было непонятно, где заканчивается влечение мужчины к женщине, а где начинается… Он не знал, что начинается. Ни отцом, ни старшим братом он ей не был – и слава богу. Он даже не знал, почему был так сильно к ней привязан. Почему чувствовал колоссальную ответственность за эту девочку, всего несколькими годами младше его самого.

Поэтому он продолжил осторожно:

– Деточка, безусловно, самое основное моё любовное приключение – это ты. Если бы ты знала, сколько часов я провёл, занимаясь онанизмом при свете луны, падающем на твоё фото…

– Примус! – взвизгнула Полина и захихикала…

«Фуф! – он немного расслабился. – Пронесло! Женщина, которая смеётся, уже не сильно поранится. Разве что немного поцарапается». Вот уж точно, что сегодня нельзя было – так это врать. Но самый обыкновенный бисквит «Правда» необходимо весь разукрасить цукатами. Чтобы представить в выгодном свете этой дурашливой, жадной, эгоистичной, по-детски падкой на дифирамбы, от ерунды ранимой, самой прекрасной на свете девочке.

– Это правда, моя дорогая. Единственной моей возлюбленной была твоя фотография, сделанная в колхозе этим толстым, здоровым, рыжим, как его там… Серёжей. С параллельного потока. Ты вполоборота смотришь на кого-то, смеёшься, на тебе – вязаный свитер с «косичками». На фотографии он светло-серый, но я отлично помню, что он бежевый. Это мой любимый твой свитер. Кстати, где он? Почему ты его не носишь?

– Мама его распустила. Он старый.

– Да?! Ну и ладно. Будет ещё в жизни место любимым старым свитерам. Неотпускаемым.

– Нераспускаемым.

– Не важно… Так вот, ты вполоборота смотришь на кого-то – это важно, что не в камеру. Ты вообще крайне нефотогенична, Романова, как я уже успел заметить за эти годы. Ты бесподобно хороша на фотографиях младенческих – пока ещё не научилась кривляться. Или если тебя подловить. Потому что гляди ты не на кого-то, а в объектив, то и улыбка бы у тебя была натужной, и глаза смотрели бы с тоской. У меня есть парочка, где ты смотришь в объектив, – и с «томатных» свадеб, и с твоей собственной, и когда нас пару раз ловили уличные фотографы… Вот только с Вольшей ещё есть ничего фотка: вы топаете по Дерибасовской, два забавных колобка из-за своих пуховиков, и мордочки у вас довольные, обе в беретах – прелесть, а не девочки. Квинтэссенция юности. Но там ты не крупным планом, и не могу же я дрочить на групповое фото, когда мне нужна только ты…

– Пошляк!

– Нет. На самом деле нет. Ну что такого? Важно не само слово, а ситуативный контекст. Произношение. Нежность… Дай закончить про твою мою любимую фотографию!

– Да ты сам себя перебиваешь. Ты же спросил про свитер.

– Да, прости. Сам же, я же. Да… Так вот, вполоборота, от души смеёшься, глаза сияют, и ты совершенно счастлива ни от чего. Чем и прекрасна. И глядя на это фото, при свете луны или солнца, а хотя бы и при свете настольной лампы, меня каждый раз пронзает такое щемящее чувство, что кажется, я – натянутая струна и сейчас порвусь, потому что такую ноту взять не в состоянии… Что я – тетива лука в руках полубога, но сопромат есть сопромат – ещё доля секунды, и я не выдержу…