Читать книгу - "Голливудская трилогия. В 3 книгах. Книга 1. Торговцы грезами - Гарольд Роббинс"

Они сидели, уставившись на мою руку с загнутыми пальцами. Я посмотрел им в глаза.

— Ну что, продолжать, джентльмены, или достаточно?

Теперь мой голос звучал холодно.

— Я не могу допустить, чтобы некомпетентность Совета директоров влияла на управление нашей компанией. Мы производим фильмы, и сейчас наше положение довольно шаткое. Нам нужны профессионалы, а не любители. Если вы хотите сохранить вложенные вами деньги, могу дать вам один простой совет: подумайте хорошенько, прежде чем воплощать здесь свои идеи. Кино — это бизнес своеобразный, не похожий ни на какой другой.

Я ласково улыбнулся Ларри. Его бледное лицо словно окаменело.

— Единственное, что вы можете дать нам, — так это капитал. У вас есть деньги, или вы знаете, где их достать. Я не хочу приуменьшать ваши роли, но займитесь своим делом, а я займусь своим.

Когда Ларри заговорил, его голос дрожал от ярости. Он, наверное, с детства не был так откровенен, куда только подевалась его вежливость. Теперь он не выбирал выражений.

— Несмотря на твое мнение, Джонни, Совет директоров согласился со Стеном, и скоро это решение станет официальным. Компанией управляешь не ты, а Совет директоров. Это тебе не времена Кесслера, когда все решал один человек. Так что, если ты попытаешься жить вчерашним днем, лучше сразу отбрось такие мысли в сторону.

От злости он даже вскочил на ноги.

Я спокойно посмотрел на него. Такой язык я понимал прекрасно. Ладно, хватит ходить вокруг да около. Я заговорил непринужденным тоном.

— Ты со своими ребятами обратился ко мне, когда вы потеряли три миллиона. Тебе хотелось таскать каштаны из огня моими руками. Ладно, я согласен делать это, но буду делать это так, как мне нравится. Мне на шее не нужны болваны, швыряющие деньги налево и направо.

Он как раз садился, когда я начал говорить, но сесть так и не успел. Я едва не расхохотался, увидев, как он, согнувшись, завис над креслом. В его глазах вспыхнул и тут же погас испуг. Он не думал, что я зайду так далеко. Он полагал, что я всеми силами буду цепляться за свое место. Хорошо, что он не знал, насколько близок к правде. Заметно было, что он лихорадочно подыскивает слова. Наконец Ларри взял себя в руки, и его голос снова стал размеренным и спокойным.

— Что ты завелся? — сказал он успокаивающим тоном. — Ну подумаешь, разошлись во взглядах! Думаю, что мы можем прийти к решению, которое удовлетворит нас всех.

Ларри обратился к Стенли, и было видно, что у него в голове все еще витает мысль о потерянных трех миллионах.

— Не правда ли, Стен?

Фарбер взглянул на меня. Мое лицо было непроницаемым. Он снова посмотрел на Ронсона. В его голосе зазвучали знакомые жалобные нотки, я не раз слышал их раньше.

— Так что же я получу взамен? Все-таки я вкладываю миллион долларов.

Ронсон взглянул на меня. Когда он заговорил, его голос звучал убедительно, и я понял, что моя победа была временной. В этом-то и вся беда. С ними будет еще труднее сладить, когда они окопаются. Я знал, чем это кончится: рано или поздно они меня вышвырнут. Единственный способ, как я мог выиграть, так это вышвырнуть их. Но сейчас я не мог это сделать. Я уже согласился принять миллион долларов. Теперь надо было постараться не платить за эту услугу слишком большую цену.

Наклонившись вперед, я сказал:

— Не думайте, что я не прислушиваюсь к чужому мнению, — я говорил спокойно. — Я занимаюсь своим делом, и все, что прошу от вас — заниматься своим. Я согласен полностью с тем, чтобы Стен был выбран в Совет директоров, как обычный член, без всяких специальных привилегий, и мне также хочется, чтобы Дэйв получил шанс поработать на студии. Когда он поднабьет себе руку, что ж, пускай становится во главе студии, но не теперь. Слишком много поставлено на кон, чтобы сейчас рисковать.

Ронсон глянул на Фарбера.

— Звучит справедливо, Стен. Что ты скажешь?

Его голос звучал вкрадчиво.

Фарбер взглянул на меня. Я видел в его глазах желание послать меня к черту, но его губы были крепко сжаты. Свой миллион долларов он уже вложил, и теперь с этим ничего нельзя было сделать. Ему за это причиталось двадцать пять тысяч акций, но это только бумага. Он обдумывал мое предложение, и я понимал, что война только начинается. Он, видимо, решил избавиться от меня, и ему осталось выждать, чтобы выбрать подходящий момент. Он, наверняка, уверен, что такой момент рано или поздно наступит.

Фарбер встал. Судя по его лицу, он уже размышлял о чем-то другом.

— Я подумаю об этом, — сказал он и направился к выходу.

Ронсон быстро поднялся. Он посмотрел на меня, затем на Фарбера, который шел к двери. Мне стало почти жаль его. Он был между двух огней. Дверь за Фарбером захлопнулась.

Я улыбнулся Ларри. Впервые за все это время я оказался в положении, когда мог позволить себе отдать ему приказание.

— Присмотри за этим парнишкой, Ларри, — сказал я отеческим тоном. — Наставь его на путь истины.

Он ничего не ответил, но в глазах у него блеснули молнии. Повернувшись, он поспешил за Фарбером.

Когда за ним закрылась дверь, я знал, что теперь он мне такой же враг, как и Фарбер. Но мне почему-то было все равно. Лучше я буду воевать с ними в открытую, чем в потемках. Хотя где-то в глубине души я понимал, что не прав. Что бы мы там ни решили днем, вечером все могло измениться. Мир кино — это особый бизнес.

Светящийся циферблат часов на приборной доске машины Дорис показывал десять. Из радиоприемника лилась музыка. Ночь была теплой, в темно-синем небе мерцали звезды.

Дорис повернула машину к дому. С тех пор, как мы покинули ресторан, она не сказала ни слова. Остановив машину, Дорис вытащила ключ зажигания. Мы закурили и сидели, молча слушая музыку.

Затем мы заговорили одновременно. Это получилось забавно, и мы расхохотались. И неловкость, которую испытывали мы оба с тех пор, как увидели Далси в ресторане, казалось, исчезла.

— Что ты хотела сказать? — спросил я, все еще улыбаясь.

Она серьезно посмотрела на меня.

— Ничего.

— Нет, ты что-то хотела сказать, — настаивал я. — Ну? Давай!

Она затянулась. Горящий кончик сигареты осветил тени у нее под глазами.

— Когда-то ты ее очень сильно любил.

Я смотрел прямо перед собой. Любил ли я? Я и сам себя об этом спрашивал. Любил ли я Далси по-настоящему? Знал ли я ее по-настоящему? Я сомневался в этом. Но она была такой актрисой! И я любил ее такой, какой она хотела передо мной предстать. Но с годами я поумнел. Если я скажу Дорис, что не любил Далси или не знаю, любил ли, она не поверит мне, поэтому я прямо сказал:

— Я любил ее когда-то.

Она молчала. Я наблюдал, как она курит, и ждал продолжения разговора. И не ошибся.