Читать книгу - "Один в Берлине - Ганс Фаллада"

– Я видел, собственными глазами видел! – кричал взбудораженный чиновник полицейскому, размахивая открыткой. – Вы только прочитайте, господин унтер-офицер! Государственная измена! Этого типа надо вздернуть на виселице!

– Не кричите вы так! – неодобрительно сказал полицейский. – Видите ведь, он совершенно спокоен. И убегать не собирается. Ну, все так и было, как он говорит?

– Ерунда! – сердито ответил Отто Квангель. – Он меня с кем-то спутал. Я только что был на дне рождения у шурина, на Гольцштрассе. И здесь, на Маассенштрассе, ни в один дом не заходил. Спросите мою жену…

Он ищущим взглядом обвел толпу. Анна как раз вновь проталкивалась сквозь плотное кольцо любопытных. Она вспомнила про вторую открытку в своей сумке. Надо немедля от нее избавиться, вот что главное. Поэтому она выбралась из толпы и незаметно – все смотрели на кричащего обвинителя – бросила открытку в почтовый ящик, благо он оказался рядом.

Теперь она опять стояла подле мужа и ободряюще ему улыбалась.

Полицейский тем временем прочитал открытку. Посерьезнев, сунул ее за обшлаг рукава. Он знал об этих открытках; каждый полицейский участок не единожды, а раз десять предупреждали о них. Необходимо сообщать о малейшей зацепке.

– Вы оба пройдете со мной в участок! – решил он.

– А я? – возмущенно вскричала Анна Квангель, подхватив мужа под руку. – Я тоже пойду с вами! Не отпущу мужа одного!

– Правильно, мамаша! – басом произнес кто-то из зевак. – С этой шайкой глаз да глаз нужен! Смотри в оба!

– Тихо! – крикнул полицейский. – Тихо! Назад! Разойдись! Не на что тут пялиться!

Но публика считала иначе, и полицейский, сообразив, что никак не сможет следить за этой троицей и одновременно разгонять толпу из пяти десятков прохожих, оставил зевак в покое.

– Вы вправду не ошиблись? – спросил он взбудораженного доносчика. – Женщина тоже была на лестнице?

– Нет, ее там не было. Но я точно не ошибся, господин унтер-офицер! – Он опять повысил голос до крика: – Своими глазами его видел, я ведь уже три часа сидел у двери, смотрел в глазок…

– Вот шпик окаянный! – неодобрительно воскликнул пронзительный голос.

– Стало быть, вы трое идете со мной! – решил полицейский. – Да расступитесь же, наконец! Не видите, что ли, господам надо пройти! Вот ведь идиотское любопытство! Да, прошу вас, сударь, вон туда!

В участке после пятиминутного ожидания их вызвали в кабинет начальника, крупного мужчины с открытым загорелым лицом. Открытка Квангеля лежала у него на столе.

Доносчик повторил свои обвинения.

Отто Квангель возразил. Он был в гостях у шурина на Гольцштрассе и ни в один дом на Маассенштрассе не заходил. Говорил он без малейшего волнения, и начальник участка смотрел на него, старого сменного мастера (так явствовало из документов), как на приятную противоположность возбужденному, брызжущему слюной доносчику.

– Скажите-ка, – не спеша поинтересовался начальник, – зачем это вы три часа торчали у дверного глазка? Вы же не могли знать, что кто-то придет с такой вот открыткой. Или?

– Ах, в нашем доме живет проститутка, господин начальник! Ходит в брюках, всю ночь у нее включено радио, вот я и хотел поглядеть, каких мужиков она водит к себе в квартиру. А потом явился вот этот человек…

– Я в их дом не заходил, – упрямо повторил Квангель.

– С какой стати моему мужу заниматься подобными вещами? По-вашему, я бы позволила? – воскликнула Анна. – Мы уж двадцать пять лет женаты, и муж мой никогда с полицией дела не имел!

Начальник бросил беглый взгляд на неподвижное птичье лицо. Вообще-то от него много чего можно ожидать, мелькнуло у него в голове. Но чтоб он писал такие открытки?

Он повернулся к доносчику:

– Как ваша фамилия? Миллек? Вы ведь на почте служите, верно?

– Да, старшим делопроизводителем, господин начальник.

– И вы тот самый Миллек, от которого мы этак дважды в неделю получаем заявления, что торговцы обвешивают покупателей, что в четверг народ выбивал ковры, что кто-то справил нужду возле вашей двери и так далее, и так далее. Это ведь вы, верно?

– Люди-то совсем никудышные, господин начальник! Назло мне пакости строят! Поверьте, господин начальник…

– И нынче вечером вы, стало быть, выслеживали женщину, которую называете проституткой, а теперь обвиняете этого господина…

Старший делопроизводитель заверил, что просто исполняет свой долг. Увидел, как этот человек положил открытку, а когда, глянув на ее текст, смекнул, что тут пахнет государственной изменой, сразу бросился вдогонку.

– Так-так! – сказал начальник. – Минуточку…

Он сел за письменный стол, сделал вид, будто читает открытку, хотя прочел ее уже трижды. Он размышлял. Несомненно, этот Квангель – старый работяга и не врет, а вот Миллек, напротив, скандалист, чьи доносы на поверку всегда оказывались враньем. Лучше всего было бы отправить всех троих по домам.

Однако ж открытка найдена, на нее глаза не закроешь, вдобавок есть строгий приказ внимательно проверять любой след. Начальник не хотел наживать неприятности. Ведь наверху он на не слишком хорошем счету. Его подозревают в излишней сентиментальности – якобы он втайне симпатизирует антиобщественным элементам и евреям. Так что осторожность совсем не помешает. В сущности, что такого случится с этим мужчиной и с этой женщиной, передай он их в гестапо? Если они невиновны, через несколько часов их отпустят; а доносчик еще и взбучку получит за ложный сигнал, что доставил кучу бесполезных хлопот.

Он уже собрался позвонить комиссару Эшериху, но передумал. Звонком вызвал дежурного и сказал ему:

– Заберите-ка этих двоих господ в дежурку и обыщите как следует. Только не перепутайте их вещи. И пришлите кого-нибудь ко мне, я обыщу женщину!

Но результат обысков тоже оказался нулевым, у Квангеля не нашлось ничего отягчающего. Анна Квангель со вздохом облегчения подумала об открытке в почтовом ящике. Отто Квангель, который еще не знал о поспешном, но весьма разумном поступке жены, подумал: молодчина, Анна. Интересно, куда она девала открытку? Я же все время был рядом. Документы Квангеля опять-таки подтвердили все, что он говорил.

Зато в кармане Миллека обнаружили готовый, адресованный в участок донос на некую фрау фон Трессов, проживающую на Маассенштрассе, 17: она-де в нарушение предписаний спускает свою кусачую собаку с поводка. Уже дважды эта собака злобно рычала на старшего делопроизводителя. Он боится за свои брюки, ведь сейчас, в войну, замену им не найдешь.

– Мне бы ваши заботы, приятель! – сказал начальник. – Сейчас, на третий год войны! Думаете, нам больше делать нечего? Подошли бы сами к этой даме и вежливо попросили взять собаку на поводок!

– Нет, я этого не сделаю, господин начальник! Ночью заговаривать с дамой – ни за что! Еще обвинит меня в непристойных домогательствах!