Читать книгу - "О героях и могилах - Эрнесто Сабато"

Чем дальше я продвигался, тем свет становился ярче, пока я наконец не сообразил, что то, что я считал пещерой, было на самом деле огромным амфитеатром посреди бескрайней равнины, озаренной мертвенным красновато-фиолетовым светом.

Когда я выбрался из амфитеатра и окинул взглядом неведомый мне небосвод, то увидел, что свет исходит от звезды, раз во сто более крупной, чем наше солнце, однако ее блеклое сияние указывало, что то была одна из умирающих звезд, которые, расходуя остатки своей энергии, озаряют холодные, пустынные планеты своей галактики светом, напоминающим свет камина в большой тихой комнате, когда дрова уже выгорели и последние угольки тлеют, мерцая и угасая в золе, – таинственное красноватое свечение, которое в ночной тиши всегда навевает нам мысли, полные неизъяснимой тоски; обращаясь к глубинам своего «я», мы думаем о прошлом, о легендах дальних стран, о смысле жизни и смерти, покамест, засыпая, не поплывем по морю смутных видений, как на плоту, скользящем над бездонной, темной пучиной дремотных вод.

Безрадостный край!

Удрученный одиночеством и тишиной, я долго не мог двинуться с места – все глядел на эти сумрачные просторы.

В той стороне, где, вероятно, был запад, на фиолетово-сизом фоне грозового, но застывшего неба – словно некая грандиозная буря была вмиг остановлена чудесным знамением, – на фоне неба в тучах, похожих на растерзанные, раздерганные клочья окровавленной ваты, вздымались башни странного вида и огромной высоты, изувеченные многими тысячелетиями и, возможно, той же катастрофой, что опустошила этот унылый край. Пепельные скелеты высоких обгоревших стропил, призрачно темнея на кроваво-алых тучах, словно говорили, что началом или же завершением той катастрофы был какой-то планетарный пожар.

Посреди башен виднелась статуя, столь же высокая, как они. И в том месте, где должен был находиться ее пуп, мерцал фосфоресцирующий свет – я готов был поклясться, что вижу подмигивающий глаз, когда бы царившая вокруг неподвижность смерти не убеждала меня, что это подмигиванье всего лишь обман зрения.

Меня объяла уверенность, что здесь уготован конец долгому моему странствию и что, возможно, на этой грандиозной равнине я наконец узнаю смысл своего существования.

В стороне севера унылую равнину окаймляла горная гряда, вроде лунных, – высота ее, пожалуй, достигала двадцати-тридцати километров. Эта горная цепь походила на хребет чудовищно огромного окаменевшего дракона.

На южном краю равнины, напротив, виднелись кратеры, также напоминавшие лунные кольцевидные впадины. Потухшие и, вероятно, совсем уже остывшие, они тянулись по каменной плоскости к неведомым южным пределам. Были ли то потухшие вулканы, которые некогда опустошили и сожгли потоками лавы все живое?

С того места, где я стоял, завороженный и недвижимый, нельзя было рассмотреть, высятся ли колоссальные башни особняком посреди равнины (возможно, то были священные башни, предназначенные для неизвестных нам ритуалов) или же среди невысоких зданий мертвых городов, для меня невидимых и как бы несуществующих.

Фосфоресцирующее Око словно бы призывало меня, и я подумал, что мне назначено идти к той огромной статуе, на чьем животе оно сияло.

Сердце мое, однако, едва билось – оно замирало как бы в анабиозе, вроде того, в какой погружаются пресмыкающиеся на долгие зимние месяцы. И гнетущее, смутное ощущение томило меня, что при виде этого зловещего пейзажа оно сжалось и отвердело. Ни единого звука, ни голоса, ни шороха, ни скрипа не слышалось в этом царстве смерти, и немыслимое уныние исходило от таинственного опустошенного края.

Стоят ли и впрямь эти башни одни среди равнины? На миг мне померещилось, что в давние времена они могли служить убежищем для свирепых, злобных великанов.

Однако Фосфоресцирующее Око все манило меня, его призыв постепенно побеждал мое бессилие, и вот я зашагал туда, где стояли башни.

Какое-то время – определить которое я не могу, так как гаснущее светило стояло неподвижно на грозовом небосводе, – я шел по бескрайней серебристой равнине.

И чем дальше я продвигался, тем яснее видел, что там нет ничего живого, что все сожжено лавой или окаменело от раскаленного пепла, выброшенного в момент космического катаклизма в прадавние времена.

И чем больше я приближался к башням, тем поразительней были их величие и загадочность. Я насчитал двадцать одну, и располагались они, образуя многоугольник с периметром, вероятно равным периметру Буэнос-Айреса. Построены были башни из черного камня, возможно базальта, – это и придавало им столь торжественный вид на фоне пепельно-серой равнины и фиолетового неба, изборожденного растерзанными пурпурными тучами. И хотя башни были порушены временем и катастрофой, их высота впечатляла.

Теперь я отчетливо видел в центре многоугольника статую нагой богини, на чьем животе сверкало Фосфоресцирующее Око.

Двадцать одна башня стояла вокруг нее как бы на страже.

Идол был изваян из камня цвета охры. Туловище было женское, но с крыльями и головой вампира из черного блестящего базальта, с мощными когтями на руках и ногах. Лица у богини не было, зато вместо пупка искрилось гигантское око, манившее и указывавшее мне путь: это око, наверно, было огромным драгоценным камнем, быть может рубином, но мне оно показалось скорее отблеском какого-то внутреннего вечного огня, ибо в его мерцании чувствовалась жизнь – что посреди угрюмого, мертвенного пейзажа вызывало дрожь ужаса и восторга.