Читать книгу - "Отпечатки - Джозеф Коннолли"

— Фрэнки!.. — выпалил он — и то, как ее сливочные плечи сбежали вниз и превратились в груди, пока его расплавленные руки шли рябью по всему ее телу… — По-моему, ты просто, ох — совершенна — совершенна — совершенна!..

— Осторожнее… — выдохнула Фрэнки — и бульканье застряло где-то в глубине ее горла, а сверкающие глаза ее прыгали и танцевали перед ним. — Ты такой… колючий, Джейми…

— Прости — прости — о боже, дай мне подержать тебя — почувствовать тебя, Фрэнки!..

— Мне нравится, — прошептала она. — Мне нравится, Джейми… щетина…

И теперь она вела его ладонь по гладкому своему колену в темные, разбухшие тайны. Потом замерла — остановилась (он испугался), а потом продолжила путь, до самого конца, где жар был просто нестерпим, и накрыла его ладонь своей, так нежно, и его пальцы усталым и благодарным чудовищем улеглись в мягких и влажных глубинах и складках. А потом. Он ощутил иное тепло — оно распустилось навстречу ему, пальцы его ласкали округлую, растущую, тугую, гладкую как шелк, выпуклость, а сам он искал, томился по свету в ее глазах, и в головокружении не находил их, и тяжело дышал, ибо сердце его яростно трепыхалось и пыталось остановиться, но наконец он нашел ее лицо, и крошечные искорки страха, мерцавшие в ее глазах, легко растаяли от жара, когда Джейми и Фрэнки оба поняли, что это было хорошо, о да, очень хорошо… нет, больше, думал Джейми — это не просто хорошо, только и смог подумать Джейми, прежде чем почти потерять сознание… это… это само совершенство.

Позже они целовали и облизывали пальцы друг друга; потом снова мягко слились губами. Джейми медленно оторвался от нее, тряс головой в радостном недоверии. Разум его словно заново настроили, возродили эти возникшие из потрясающе полного и всецелого откровения иглы (они словно тянутся к каждой моей клетке — и прорастают, да; они прорастают). Иисусе, кто бы мог подумать, что Фрэнки? Ну а я — я бы никогда не полез в такие: для меня это темный лес. Малейший всхлип намека я немедленно отмел бы как бездумную судорогу, которой, умоляю тебя, господи, он наверняка должен быть. Мне надо подумать — немного подумать об этом; но, знаете, не слишком долго.

Джейми осторожно надавил на руль и завел мотор: «алвис» медленно отправился в путь (быть может, он их куда-нибудь вывезет). Джейми выехал за ограждение темной, пустынной парковки, тусклый свет фар превратил вытянувшееся перед ним гудроновое шоссе, скользкое от дождя, в глубокое и бескрайнее море раскрошенного угля и бриллиантов. А потом сердце его замерло в груди, когда дальнее крыло со скрежетом въехало в чертов низкий парапет, приближения которого Джейми даже не заметил, и они оба с Фрэнки вздрогнулии сжали челюсти, стекло зазвенело и что-то, лязгая, покатилось (какая-то деталь погнулась и отлетела).

Уна, она поймала меня, как раз когда я собирался подняться в лифте (я только-только оторвался от Фрэнки). Джейми, сказала Уна, — теперь мы можем поговорить? Да? Нет, ответил я, — извини, Уна, но нет, не сейчас, сейчас я говорить не могу. Я и правда не мог. Мне надо было лечь в постель, опустить голову на полушку и уставиться в потолок. Что я и сделал. И знаете, что я чувствую? Каково мне? Я переполнен — переполнен, да: до краев переполнен стыдом. Я не оправдал доверия. Что случилось? С моей твердостью? Она куда-то испарилась. Почему я стал — насильником?.. Потому что не важно, как она хороша — как идеально подходит мне (каким это кажется правильным)… она ведь не твоя, так? Она Джона — и ты это знаешь, ты знаешь это. О господи, Джейми — тебе нет прощения: тебе должно быть стыдно. Он, Джон, лежит — страдает, да, в милях отсюда, — а ты попросту вторгся на его территорию, так? И безупречная чистота, которую мы все ценили, теперь запятнана. И в результате еще одного бесполезного благого намерения — был нанесен вред, и это ранит Джона, ранит его в самое сердце. Потому что, господи боже. Целое новое крыло и габаритный фонарь: это же целое состояние у такой машины.