Читать книгу - "Двойное дно - Виктор Топоров"

Организацию еврейского большинства — прежде всего электоральную — взял на себя Гранин. Разумеется, не он объезжал лежачих больных, собирая «голоса по поручению», — на то имелись свои «шестерки», тот же Рубашкин, — но Гранин руководил процессом. Сотня голосов «по поручению», сотня бестолково-верных, всегда голосующих одинаково, по свистку, плюс полсотни прельщенных теми или иными подачками — и победоносное большинство оказывалось сформировано. А раз так, то меньшинству в несколько десятков, а то и в сотню человек можно было не отдавать в правлении ни единого голоса! Собственно говоря, именно эта своеобразно трактуемая демократия и послужила причиной последующего раскола Союза писателей в основном по национальному признаку: ушло меньшинство, которое ухитрились оставить без голоса, а значит, и без прав.

Разумеется, раскол по национальному признаку (хотя речь шла, понятно, не об этом, а о приверженности идеалам демократии; все союзписательские стукачи тут же записались в «прорабы перестройки») стал возможен только при Горбачеве. Но важно и другое — фактически правившие питерским Союзом писателей и в годы застоя евреи — ни еврейства своего, ни самого факта управления старались не выпячивать. Формально организацию возглавлял стихотворец Чепуров — и критика славила его единственно внятную строчку «О человеке надо говорить», уместную как поэтическое излияние разве что в коровьем стаде. Сам Гранин после недолгого сопредседательства (на пару с Дудиным) тоже не «светился», он был вхож и в обком, и, по-видимому, в ЦК, он оставался секретарем правления — но никак не более того. И главное, роль он играл не «верховного раввина», а могущественного, но совершенно стороннего еврейского заступника — на чем, несомненно, и зиждилась его власть.

Но когда ушли «неизбираемые», прихватив с собой «неизбирающих» (то есть фактически лишенных права голоса), выяснилось, что дело вовсе не в национальности, а во власти, в дележке пирога, связанной с властью, хоть и съежился сам пирог при Ельцине до размеров пряника. Да ведь и пряников, как пел Окуджава, все равно не хватает на всех. И тот же механизм, та же машина голосования, которая давила и отсекала «гоев» при Брежневе и Романове с Толстиковым (оправдывая это необходимостью противостояния государственному антисемитизму), вновь заработала на полный ход: оставшиеся в Союзе писатели вновь распались на «своих» и «чужих» — и «чужих» надо было снова отсечь от власти. Гранин передал «контрольный пакет» голосов Владимиру Арро — и тот сместил Чепурова. Потом, проворовавшись и заскучав, Арро решил уйти — и его выбор пал на Михаила Чулаки. За год до того Чулаки «самовыдвинулся» против Арро — и был издевательски ошикан. Теперь — с «контрольным пакетом» — прошел на ура. Но вскоре разонравился Гранину — и тот передал «контрольный пакет» уж вовсе ничтожному и вздорному человечишке. Пишу эти строки не без содрогания: человечишко, лет тридцати пяти, перенервничав, а также перепив, умер в ночь перед решающим голосованием, в результате чего Чулаки сохранил свою должность. И — в изменившейся ситуации — стал более или менее угоден Гранину. Не стану развивать и далее эту тягостную тему; отмечу лишь, что Гранин для питерских писателей-демократов — человек все же несколько чужой, в том числе и — при всем своем еврействе — национально чужой — царь Ирод, но никак не первосвященник. И совсем недавно я прочитал его — возмущенный, разумеется, — но как бы совершенно сторонний отклик на эскапады генерала Макашова. Что ж, он имеет на это право. Он — это Гранин или Макашов? Решайте сами, а на мой взгляд — оба.

Но разве не точно такая же драчка разыгрывается и на том уровне, где управляют страной? Разве не так же одними — и как бы правомерными — мотивами подменяют другие, подлинные и элементарные? И делают это умные, хитрые, злые, жадные и властолюбивые люди (евреи и неевреи), в собственных интересах эксплуатируя вековые общееврейские страхи и фобии. А ну как кто-нибудь столь же солидный и основательный возьмется по сходной методе спаять воедино и выстроить по струнке не евреев, а русских? Или, точнее, все-таки неевреев (русскоязычный нееврей — есть и такая формула русскости). Механизм и этой обратной связи, увы, уже запущен.

Обо всем или почти обо всем этом я писал не раз. Порой не упоминая о собственном еврействе, хотя никогда и не скрывая его. Притом, что своих предков я считаю обрусевшими евреями, а родителей — и еврейского националиста отца, и космополитку мать — русскими. Да и дочь моя, естественно, тоже русская. Мое еврейство сознательно и добровольно (хотя я и осознаю его ущербность по многим и многим причинам, которые читатель найдет в этой книге): я еврей, поскольку ощущаю русско-еврейское национальное напряжение, поскольку рефлектирую на эту тему, поскольку считаю ее исключительно — и, не исключено, катастрофически — важной. Я убежден в том, что русские — складывающаяся (в очередной, в третий или в четвертый раз складывающаяся) нация и что лет через двести все межэтнические трения (и главное из них — русско-еврейское и еврейско-русское) сойдут на нет, а то и исчезнут напрочь. Но сегодня они существуют — и раз так, то я был бы последней сволочью, объявив себя не-евреем. А я — последняя сволочь все же несколько в ином плане.