Читать книгу - "Дамасские ворота - Роберт Стоун"

— Пойми, — сказала ему на следующий день Сония, — ты должен сделать выбор. И не думаю, что ты способен выбрать меня.

— Ты лишь повторяешь как попугай то, что они велели тебе сказать.

— Я была бы твоей, если бы ты желал меня. Этого не случилось, потому что это невозможно. Раз ты презираешь то, во что я верю.

— Я не презираю твоей веры, — возразил Лукас. — На самом деле меня это в некотором смысле привлекает. И уж конечно, я не презираю тебя.

— А я думаю, презираешь. Разиэль говорит, что это стоит между нами. И так будет всегда.

— Ты обязательно должна рассказывать этому говнюку обо всем, что происходит в твоей жизни?

— Он мой наставник.

— Твой наставник! Боже ты мой! Он торчок и манипулятор. Импотент, потому что вечно под кайфом. Хочет, чтобы и у тебя не было никакой сексуальной жизни.

— Он завязал, Крис. И… прости, что говорю такое… что-то не заметила, чтобы ты особо воспламенился той ночью. Думаю, Разиэль прав насчет причины. Все потому, что ты отказываешься раскрыться.

— Спасибо, что извинилась.

Тем вечером она согласилась пойти с ним на концерт в Мишкенот[322], проходивший на открытой арене с видом на подсвеченные стены Старого города.

Струнный квартет русских иммигранток закончил свою программу ре-бемольным квартетом Шостаковича, тем самым, что был написан композитором в Дрездене и посвящен жертвам фашизма и войны и вместе с тем, неофициально, жертвам режима, который композитор притворно прославлял. Исполнительницы — четыре женщины с суровыми лицами; первая скрипка на редкость некрасива и играла с почти священнической сдержанной страстью. Лукас подумал, что она сама и ее игра неожиданно прекрасны. Яд-Вашем, ГУЛАГ, Газа, изгнание, жестокость, сострадание. Играя, она временами закрывала глаза, иногда они были открыты, и в них отражалась безмерная печаль. Слушать ее, подумал про себя Лукас, значило быть ближе к Шехине.

— Нельзя, — сказала Сония, — слушать эту музыку и не верить тому, что Бог действует через людей. И через свой избранный народ влияет на историю.

— Можно, — возразил Лукас. — Но конечно, верить приятней.

— Ах, Крис. Ну как еще тебя убедить?

— Искусство — не что-то сверхъестественное. Оно не религия. И даже не реальная жизнь. Это просто красота.

Он отвез ее обратно в Эйн-Карем. Выйдя из машины, она задержалась на мгновение:

— Я могу сделать тебя счастливым, если позволишь мне.

— Верю, Сония. Когда я с тобой, я счастлив.

Это было не совсем то, что он собирался сказать, и не совсем правда. Она была средоточием его желания и его одиночества.

— У нас родственные души. Это тянется много лет. Но пока ты не поверишь и не поймешь, будешь несчастен. Как сейчас.

— Может, ты и права.

Он отвел машину в гараж, который арендовал близ Яффских ворот. Квартира показалась особенно уродливой и холодной; ему мучительно недоставало квартирки Цилиллы в Немецкой колонии с ее деревьями и садами. Он постоял у окна, глядя на пустынные улицы Центрального Иерусалима под начавшимся мелким дождиком.