Читать книгу - "Земля точка небо - Алексей Егоренков"

— Еще одно общее между нами.

— Но ты довольна вроде бы. А я очень устал, — признался Дима тогда. — Я чуть не умер два раза в жизни. Один раз нес ящик из погреба, и лестница качнулась назад. Я как-то успел, не думая, толкнуть ее, чтоб стала на место. Второй раз, это в Альпах, в меня чуть не попала молния. Ну и вообще. После Европы, честно сказать, я сначала думал взять и умереть, чтоб не смешить уже Вселенную. Но вместо этого, видишь, пошел работать.

— Копишь на мыло с веревкой? — Лиза осторожно улыбнулась. Дима сунул руки в карманы.

— У нас в общаге был один тип. Он как расстался с жизнью: пришел, съел десять пачек сухой вермишели, запил пивом как следует. Забрали в больницу через час, он умер по дороге. Блокада, паралич сердца.

— И зачем он так поступил, вы узнали?

— Да нет, он-то просто хотел поесть. А у меня как раз дома почти ящик этой вермишели. Она улыбнулась еще осторожней.

— И бочка пива?

— Я так думаю, сойдет и вода из-под крана. С этих пор Лиза начала постоянно ездить на Горизонт, только чтоб убедиться, всё ли в порядке. Чтобы нормально спать под утро. Так они стали видеться каждый день.

25 мая 2005 года

Максим курил, лежа в кресле водителя. Подушка сиденья располагалась низко; голова Макса тонула в ней, и перед его глазами был только бархатный потолок.

— По крайней мере, его желание сбылось, хоть и запоздало, — сказал Максим. Что-то ткнулось ему в ухо, и Макс вяло удивился, сообразив, что Лиза ударила его, притом довольно резко.

— Скотина, — опять тычок в ухо. — Как, ну как ты можешь? Сидеть и слушать меня, быть человеком, а потом взять и перегадить всё одним махом, одной фразой, как настоящая дрянь? Она смолкла, и в салоне «мерседеса» стало тихо, лишь бормотал и шипел микроклимат. Не поднимая головы, Максим сунул в угол рта сигарету и затянулся, сопя носом.

— Возможно оттого, что я завидую, — сообщил он.

— Чему? Тому, что он умер?! Тому, что ты не умер? Тому, что я дружила с кем-то еще, с тем, кто не ведет себя как мудак?

— Тому, что он мертв, а я жив, — Макс выдохнул дым через нос. — И всё равно значу для тебя в сотню раз меньше. И значу ли вообще.

— Зачем, почему, к чему ты всегда такое говоришь? И говоришь, и продолжаешь, — Лиза едва не плакала. «Всё равно нам всем конец», — подумал Максим, ощущая пустую, невесомую легкость.

— Я люблю тебя.

— Угу. Рассказывай, — она шмыгнула носом. — Будто это вообще для тебя возможно.

— Возможно, — упрямо сказал Макс. — Я бы хотел, чтобы нет, но возможно.

— Прекрати это.

— Значит, ответ тебе не нужен, правильно? — он повернул лицо к ней и скосил глаза. — Ты хотела знать, откуда это всё. Почему это. А я сразу понимал, что отвечать бессмысленно. Будет только хуже. Так вот, я говорю это сейчас потому, что хуже уже не станет. Зачем я притащил тебя в Москву? Потому что люблю тебя. Зачем я хотел, чтоб ты была на телевидении? Потому что ты хорошо смотришься на экране?

Нет. Потому что люблю тебя. Почему я всегда сбегал? Потому что боялся остаться. Почему всегда возвращался как идиот, под любым идиотским предлогом? Потому, что боялся тебя потерять. Почему — потому, что ты мне нравишься, потому что ты в моем вкусе, потому что я хочу тебя? Максим покачал головой и отвернулся. «Четыре… три… два… один… оди-ин…» Скрипнула дверца. И хлопнула. И снова хлопнула, защелкнувшись на этот раз. Макс только поджал губы в безрадостной улыбке. Последний кусочек его картины мира занял свое место с этим легким щелчком, и больше узнавать было нечего. Нервы Максима давно исчерпали аварийный запас напряжения. Он был спокоен, и теперь его пророческий дар обострился как никогда. Всё получалось крайне предсказуемым. Намеки теперь виделись ему даже в прошлом.

31 марта 2003 года

— Так, пока не забыла — я принесла тебе телефон.

— Зачем?

— Надоело мотаться в твой прекрасный район на ночь глядя. Они сидели рядом, продев ноги между ржавых балконных прутьев, как две птицы в клетке из порыжевшей арматуры, привинченной к стене здания. Перед ними асфальтовым блюдом тянулся 7-й Горизонт. Сумерки лишь коснулись города, и уличные огни еще казались лишними.

— Мне раньше представлялось, это страшно, так сидеть, — признался Дима. — И страшно, зато думается лучше. Стоять, по-моему, еще страшнее.

— Пожалуйста, всегда носи его при себе.

— Если бы не решетка эта вместо пола. Все кости в заднице болят.

— И не забывай ставить на зарядку. Протянув руку, Лиза дала трубке соскользнуть в карман его рубашки. Дима опустил глаза с оттенком удивления, будто заметил мобильник в первый раз.

— Я не могу взять, — сказал он. — Мне придется для тебя что-то сделать взамен.

— Не парься, он мне достался бесплатно. Взамен можешь мне пообещать…

— Бесплатно? Откуда? — Дима насторожился.

— Пф, — Лиза надула щеки. — Ну, это неинтересно.

— Неинтересно?

— Ну, есть один парень.

— Один парень?

— Да, который мне его подарил. Если скажешь «подарил?» — я тебя убью.

— Подарил… э-э… в смысле, на свидании?

— Да. Нет. Не знаю, — раздраженно сказала Лиза. — Смотря что понимать под свиданием.

— Гм, — Дима снова уставился себе в нагрудный карман. — Но он тебе нравится?

— Смотря что понимать под «нравится».

— Ну хватит подкалывать. Я не специально.

— А я не подкалываю, — призналась Лиза. — Я сама не знаю. Встречаться с ним я не буду, если ты об этом. И да, именно потому, что всё плохо кончится.

— Откуда ты знаешь?

— Пф, — она снова фыркнула под нос. — Я знаю, потому что у меня есть опыт. Особенно в этих случаях. В них уж я эксперт.

— В каких случаях?

— В каких… — с Димой невозможно было говорить общими фразами.

Лиза до сих пор не могла к этому привыкнуть. — В таких, что ты встречаешь человека, и он весь такой сложный, и с одной стороны интересный, а с другой — обычный до пиздецов, и вся его, извини меня, «сложность» заключается в том, что он в любой момент может повести себя как свинья, и тебе нагадит, а потом явится извиняться и ныть, и ты его пожалеешь, а он еще раз нагадит, пока до тебя не дойдет, что ему не нужно, чтобы у вас было всё хорошо — ему нужен только повод еще раз доказать себе и тебе, что жизнь говно, потому что это его картина мира, с которой ты пытаешься спорить.

— Но он же может и поменять ее.

— Я, в свою очередь, хочу хоть немного побыть счастливой, а людям вроде Макса не нужно счастье. Им нужно только несчастье, и понятно, почему — за счастье нужно бороться, его нужно оберегать, а несчастным можно быть просто так, и не нужно делать ничего, и тебя всегда оправдают, потому что тебе плохо. Ради счастья нужно прежде всего честно смотреть на себя в зеркало, а такие, как Макс — они смотрят туда, чтобы лучше замаскироваться, чтобы проверить, что никто не разглядит в них какие-то подлинные черты, слабости, страхи, опять же… что ты там говорил? Он может поменять что?