Читать книгу - "Любовь, пираты и... - Эдуард Тополь"

Помогите! А вдруг случится чудо, и я еще смогу увидеть ее?!

Анатолий Красногорский, Калиновичи, Белоруссия»

Ну вот… Такое письмо…

Надеюсь, теперь вы знаете, что такое obsession…

Так почему бы нам не ввести это слово в русский язык? Если музыканты ввели слово «сэшн», то я ввожу «обсэшн». Хотя, честно говоря, в написании кириллицей оно мне нравится куда меньше, чем obsession.

Хотел на этом закончить, но будет нечестно не рассказать тут и о своих собственных obsessions.

Ну, первая – лирическая – обсэшн стала сюжетом моего романа «Московский полет», пересказывать его здесь будет слишком долго.

А про вторую я лишь упомянул в предыдущей главе. Цитирую: «Когда госпожа История и лично товарищ Брежнев открыли в „железном занавесе“ крохотную калитку еврейской эмиграции, мне показалось, что именно я должен и могу написать об этом историческом процессе. И я, бросив карьеру успешного советского драматурга и журналиста и оставив страстно любимых мной русских женщин, нырнул в этот эмиграционный поток…»

На самом деле все было гораздо сложнее и глубже.

Еврейская эмиграция из СССР началась в 1971 году почти сразу после знаменитого «дела Кузнецова», который вместе с группой соратников попытался в аэропорту «Пулково» захватить самолет и улететь на Запад. Всю группу арестовали, Кузнецову дали 25 лет, остальным тоже выдали «на полную катушку». Но буквально через несколько месяцев 30 евреев, в том числе зять Леонида Утесова, писатель и сценарист Эфраим Севела, а также журналист Давид Маркиш, сын расстрелянного Сталиным писателя Переца Маркиша, устроили сидячую забастовку в приемной Президиума Верховного Совета – требовали выпустить их из СССР.

И их выпустили!

Я встретил Маркиша на Главтелеграфе за несколько дней до его отъезда, он-то и сообщил мне об этой акции и полученном ими разрешении на выезд. Дэзик – так мы звали его в «Литгазете» – был известен своими поисками «снежного человека», за которым он гонялся по Тянь-Шаню и Памиру, фотографировал его следы на снегу и какие-то его силуэты в тумане. Теперь на этого чуть ли не первого легального еврейского эмигранта я тоже смотрел как на «снежного человека» и не мог себе представить, как это можно уехать из СССР в неведомый Израиль, тем паче – журналисту, привязанному – нет, прикованному пожизненно! – к русскому языку.

Но время шло, капли точили «железный занавес», крошечный ручеек эмигрантов все расширялся и расширялся, и уже года через три вся еврейская Москва обсуждала один вопрос: ехать или не ехать?

И тогда мне пришла в голову идея написать книгу об этом историческом событии – исходе евреев из СССР. И чем больше уезжало знакомых и незнакомых людей, и чем больше приходило от них писем из Израиля, США, Канады и Австралии с описанием драматических подробностей их дороги через Австрию и Италию, тем обсэшн становился мой замысел. А к 1978 году я уже не мог ему сопротивляться – я видел эту книгу во сне и наяву, как затем видел ее журналист Рубин (Рубинчик) в моем романе «Любожид, или Русская дива».

Обсэшн этой книгой увело меня в эмиграцию, заставило пройти с эмигрантским потоком весь путь от Шереметьево до австрийских притон-отелей мадам Беттины и нищенского пребывания в Риме и Ладисполи, интервьюировать по дороге всех встречных-поперечных от близких друзей до главарей первой русской мафии в Риме, а затем, в США, – написать сначала «Красную площадь», «Журналист для Брежнева», «Чужое лицо» и «Красный газ», чтобы только после этого замахнуться на свою еврейскую трилогию – «Любожид, или Русская дива», «Римский период» и «Московский полет». Я писал эти книги больше десяти лет…

Вот теперь, мне кажется, я объяснил вам, что такое obsession. Оно способно изменить всю вашу судьбу.