Читать книгу - "Первая красотка в городе - Чарльз Буковски"

И Сара смеялась и аплодировала. А что, нормально. Как иначе…

Но как-то ночью случилось нечто отвратительное. Я пел и танцевал, а Сара валялась на кровати, голая, хлопала в ладоши, хлестала вино и хохотала. Я был в ударе. Один из лучших моих концертов. Но, как обычно случалось, крышка радиоприемника нагрелась и стала жечь мне пятки. Терпеть больше не было сил.

— Слушай, крошка, — сказал я, — с меня хватит. Сними меня отсюда. Дай мне пива. Вина не надо. Сама пей эту бормотуху. Дай мне наперсток моего хорошего пива.

— Конечно, сладенький мой, — ответила она, — ты сегодня чудесно выступал. Если б Мэнни с Линкольном выступали так же, сегодня были бы с нами. Но они ни петь, ни танцевать не хотели, они куксились. А хуже всего — они возражали против Последнего Акта.

— Что же это за Последний Акт?

— Пока, миленький мой, пей себе пиво и не напрягайся. Мне хочется, чтобы ты тоже насладился Последним Актом. Совершенно очевидно, ты гораздо талантливее Мэнни или Линкольна. Я в самом деле верю, что у нас с тобой может произойти Кульминация Противоположностей.

— Ох, ну еще бы, — сказал я, опустошая наперсток. — Налей-ка мне еще. И что же это за Кульминация Противоположностей такая?

— Пей пиво, не спеши, моя сладенькая малютка, скоро узнаешь.

Я допил пиво, а потом и произошла эта гадость, самая мерзостная гадость в жизни. Сара взяла меня и положила между ног, слегка их при этом раздвинув. Я оказался перед волосяной чащобой. Напряг спину и шею, понимая, что мне предстоит. И меня впихнули во тьму и вонь. Сара застонала. Затем начала мною медленно двигать — туда-сюда. Вонь, говорю, была непереносимая, дышалось едва-едва, но воздух там все-таки оставался — в каких-то закоулках и кислородных сквозняках. Время от времени голова моя, самая макушка, утыкалась в ее Лилипутика, и Сара испускала сверхпросветленный стон.

Сара задвигала мной быстрее и быстрее. Кожу начало жечь, дышать стало еще труднее; вонь усугубилась. Сара хватала ртом воздух. Мне пришло в голову, что чем скорее я с этим покончу, тем меньше буду мучиться. Всякий раз, когда она себя мной таранила, я изгибал спину и шею, вписываясь всем своим существом в этот ее поворот, стукаясь о Лилипутика.

Вдруг меня выдрали из ужасного тоннеля. Сара поднесла меня к лицу.

— Кончай, проклятое отродье! Кончай! — скомандовала она.

Сара совсем обалдела от вина и страсти. Я ощутил, как меня снова со свистом ввергают в тоннель. Она поспешно ерзала мной вперед и назад. Тут я неожиданно вобрал в легкие воздуху, чтобы раздаться грудью, набрал в челюсти побольше слюны и выхаркнул — раз, другой, третий, 4, 5, 6 раз и прекратил… Вонь сгустилась сверх всякого воображения, и меня наконец извлекли наружу.

Сара поднесла меня к лампе и осыпала поцелуями всю голову и плечи.

— О дорогой мой! о мой драгоценный хуечек! Я тебя люблю!

И поцеловала меня своими кошмарными красными и накрашенными губами. Меня вырвало. Затем, утомленная вином и страстью, она забылась, положив меня между грудей. Я отдыхал и слушал, как бьется ее сердце. С этого своего проклятого поводка, с серебряной цепочки она меня отпустила, но какая разница. Едва ли я был свободен. Одна ее массивная грудь скатилась на сторону, и я вроде как лежал на самом сердце. На сердце ведьмы. Если я должен собой решить Взрыв Народонаселения, почему же я для нее просто развлечение, сексуальная игрушка? Я вытянулся на Саре, слушая стук сердца. Все-таки она ведьма. Потом я поднял голову. И знаете, что увидел? Поразительнейшую вещь. Наверху, в щелке под самым изголовьем. Шляпную булавку. Да, шляпную булавку, длинную, с такой круглой пурпурной стеклянной штукой на конце. Я прошел у Сары между грудей, вскарабкался по горлу, залез на подбородок (ценой немалых усилий), потом на цыпочках перешел губы, а потом она чуть шевельнулась, и я едва не свалился — пришлось даже за ноздрю схватиться. Очень медленно поднялся мимо правого глаза, — голова ее была слегка повернута влево, — и вот я уже на лбу, миновал висок и забрался в волосы — очень трудно сквозь них продираться. Затем встал и изо всех сил вытянулся, подтянулся — едва удалось схватиться за эту булавку. Спускаться оказалось быстрее, но опаснее. Несколько раз я чуть было не потерял равновесие с этой булавкой на плече. Свалился бы разок — и кранты. Несколько раз я не мог сдержаться и хохотал, настолько смешно все это было. Вот чем кончаются вечеринки в конторе, С Новым Годом.

Потом я снова оказался под этой массивной грудью. Положил булавку и прислушался. Я пытался точно уловить стук сердца. Определил место — аккурат под небольшой коричневой родинкой. Затем встал во весь рост. Поднял шляпную булавку с ее пурпурной стеклянной головкой — такой красивой на свету от лампы. И подумал: а получится? Во мне всего 6 дюймов, а булавка раза в полтора меня больше. 9 дюймов, значит. Сердце, кажется, ближе.

Я поднял булавку над головой и всадил с размаху. Под самой родинкой.

Сара перевернулась и задергалась. Я держался за булавку. Сара меня чуть не скинула, а ведь пол, если брать в сравнительных размерах, — в тыще футов от меня, и такой полет меня бы точно прикончил. Я держался. С ее губ сорвался странный звук.

Затем всю ее передернуло, будто женщине стало зябко.

Я подтянулся и всадил оставшиеся 3 дюйма булавки ей в грудь, пока красивая пурпурная головка не уткнулась в самую кожу.