Читать книгу - "Беглый - Винсент Килпастор"

А на следующий день меня перевели в общую хату.

Еще неделю после этого к нам отталкивались целые экскурсии из других хат — посмотреть, слегка цокая языком, на распухшую рожу жертвы лохмачевского беспредела.

* * *

Марс, я и пухлый Улугбек выдвинулись на кухню за обеденной пайкой. Меня уже ничего не пугает, и я заключаю, что-то во всех страданиях во время распределения завтрака виновата была дурь-трава.

Не буду больше курить на работе. Честное слово.

Шесть секционок. Крутая лестница которую, если не врут, построили аж в 1891 году вместе с первым, самым старым аулом ТТ.

По ней и крамольников-революционеров таскали на этап, и троцкистов полумертвых с допросов волокли и, совсем еще недавно, шишек с узбекского руководства на взятках погоревших, с великими почестями конвоировали.

А теперь вот и я, кряхтя, со своим бачком пробираюсь. Запомнишь ли меня, старая тюрьма? Да нет, лучше уж забудь поскорее!

В спецподвал запускают один раз — поэтому и хлеб, и бачок баланды выдают сразу, без списка и с запасом.

Лишний хлеб и баланда распределяются на усмотрение баландера, а так как лохмачи вообще редко берут хозяйскую пайку, передачки в основном чужие мурцуют, выдаю всем желающим двойные, а то и тройные порции. Кушать подано.

Прошло все идеально — ну чего стоит раздать на двадцать две мини-хаты, после восмидесяти переполненных под завязку? Раскидал в минуты!

А потом ждал полтора часа пока на поверхность выпустят. У ментов пересменка была или развод, хрен их разберет.

Двигаясь от хаты к хате обрастал завязками. И начал понимать за что некоторые ловкачи взятки дают, чтоб в спецподвиге кашку разносить. Движение!

Баландер в спецподвале это вам не шнырь на общем продоле. Это один из немногих каналов связи с внешним миром. Все-все включая лохмачей приветствовали меня там. И совсем не как недоразумение непутевое приветствуют, а как почтальона на фронте. С гармошкой и песнями.

Обратно иду — пухлый как Улугбек. На мне слоя три одежды отправляемой подвальцами в большой мир — на движение. В андижане два шпонаря с деньгами — один уделение «на братву», второй со списком на приобретение разного рода фармакологии, в основном опия, геры, и моей недоброй подруги- марьванны.

Интересно почему «жопа» на узбекской фене «андижан»? Думаю что из-за печально известной андижанской тюрьмы особого режима. Там держут самых отпетых, у кого по сто пятьдесят ходок и срока под потолок. Они носят полосатую одежду, как в Освенциме. При малейшей политической нестабильности их немедленно расстреливают. Так во всяком случае рассказывают, дуя на купец, бывалые.

Именно в Андижане пару лет назад возник бунт, да такой что зыкам удалось захватить и мэрию, и центральный телеграф города. Терять этим людям нечего — срока максимальные, средний возраст 50 лет, родня давно от них отказалась. Живут в тюрьме и на работу ходят бетонным тонелем в тюрьму. Солнца годами не видят толком.

Вот и говорят «засунуть в андижан», «заандижанить» — типа в жопе спрятать.

* * *

Марс и пухлый Улугбек встречают меня как раньше в совке встречали вернувшегося из загранкомандировки в капстрану. Сразу бегом смотреть, что приволок.

Я все стянул с себя, вытряхнул содержимое подстаканника, и пошел в дальняк — высирать и мыть под краном подвальные финансовые транши.

Потом Марс сразу ринулся на движение — загонять мульки братве, скупать наркоту и перепродавать шмотки. Марс он шустрый, как и большинство уроженцев Казани.

Пухлый Улугбек отработал с овощерезки на кухне два баклажана, порезал их, поджарил, и теперь мастерит для нас маленькие канапэ.

Я скинул читозы, и забравшись с ногами на шконарь, отдыхаю от трудов праведных.

Где-то в соседней хате какой-то припудренный монах — так называют в тюрьме тех кто воровал на воле, а в тюрьме проникшись религией стал святошей — вытягивает на тягучем гипнотическом арабском:.

Ааллохууу- Акбар! Ааллоху Акбар! Ашхаду алла илаха илла л-Лааах!»

Если мусульманский азан не боятся, не презирать, а просто послушать, на душе от этого «илалох» всегда становится безмятежно и светло. А уж если еще курнуть чего перед этим — совсем в космос улетишь.

Осталось раздать в спецподвале ужин, отработать груза, и сегодняшний, такой долгий, начавшийся в три тридцать утра день, наконец кончится. Не так легка, как в начале казалось доля баландерская, но это вроде как по мне.

Люблю адреналиновые приходы от неоправданного риска. До сих пор, верите, иногда ворую в бутиках и супермаркетах — хотя и деньги есть, и почтенный отец семейства уже.

Ворую, потому что могу украсть. Забьется на миг птахой в груди сердце, потом ррраз! Отработал! Вливается в кровь добрая струя андреналина — будто шприцом впрыснул.

А — ладно! Называйте меня как хотите. Все равно вам этого не понять.

А еще знаете ли — хоть прошло уж со дня освобождения более десяти лет — тюрьма с поразительным упорством снится мне почти в каждом сне. И вам в жизни не представить радости пробуждения в собственной постели, рядом с теплой, мягкой женой.

* * *

Ужин удалось раскидать еще быстрее.

Раздал. Движения проколотил. Менту пачку «фильтр» по совету Марса на выходе тасанул, да так и выпорхнул на свежий воздух и свет божий без всякого шмона. Система. Все просто и четко, когда в теме. Иной раз на воле так не хватает этой простоты и четкости. В тюрьме и на фронте четко знаешь — где свой, а где враг. Гораздо четче чем в «цивилизованном» обществе.

В хате нашел только пухлого Улугбека. Он приготовил жарган, накрыл на стол и ждет меня. Провозившись с полчаса у машки-электроплитки, видимо запарился и снял застиранную футболку.

А Марса где носит?

— Марс жидать не нада. Марс мало-мало деньги изделал сегодня, пашоль свой старый хата стира катать. Сапсем бальной на стира адам. Вечерний прасчет только раскоцают — патом придет. Зилой как сабака придет, галодный и бес денег. Давай-давай бистро садысь — жарган астыл сапсем.

Надо отдать должное — узбеки милый и хлебосольный народ. Если только у них последнее не отбирать.

Лечим душу вкусным жарганом и ведем неспешную по-восточному беседу.

— Калай — понравилась спецпадвал балянда таскать?

— Ну знаешь. Нормально. Пойдет. Время летит — не заметишь.

— Ти скора каленка свой уйдеш — я пайду спецпадвал таскать.

— Забудь. Не лезь в эти дебри, пацан. Да потом тебя самого скоро на этап дернут. Дай Бог в наш Пап или Таваксай, а то и в Каршинский концлагерн загремишь.

— Не. Я худо-хохласа вес сирокь тоштурма буду хадыть. Мой дядя прихадыл — начальник оперчасть майор Джумаев движеня правильный делаль. Баландер булдим ман. Баландер-да. Зона страшно сапсем. Не хачу зона. Балянда тиха-тиха раздам и псе.