Читать книгу - "Замечательные женщины - Барбара Пим"

– Да, спасибо. Пообедал в поезде. Неразумно являться к Елене, рассчитывая, что на столе ждет обед или ужин, или даже что в кладовой что-нибудь есть. Боюсь, мы иногда расходимся во взглядах на то, как важен цивилизованный прием пищи. – Он оглядел комнату. – Довольно приятная, правда? Я опасался худшего, когда Елена написала, где мы будем жить.

– Боюсь, это не самый лучший район Лондона, но я к нему привязалась.

– Да, думается, у него есть определенное Stimmung[8]. Если живешь в немодном районе, нужно найти хотя бы это, чтобы он показался сносным.

Я не нашлась что ответить.

– Мне нравится думать, что когда-то тут были болота и бродили дикие кабаны, – рискнула я наконец, вспомнив статью из местной еженедельной газеты. – И когда-то тут жил Обри Бердслей[9]. На его доме есть табличка.

– Великолепно! – Ему это было как будто приятно. – Это уже гораздо лучше. У него такие изысканные рисунки!

Лично я находила их отвратительными, но ответила ничего не значащим «конечно-конечно».

– Но после Италии тут будет очень холодно. – Он поежился и потер руки.

– Может, вам подняться ненадолго ко мне? – предложила я. – У меня растоплена печка, и я как раз собиралась варить кофе. Или вы бы предпочли распаковать вещи?

– Нет, кофе просто прекрасно.

– Какая очаровательная комната, – сказал он, входя в мою гостиную. – Вы явно женщина с большим вкусом.

Я невольно испытала удовольствие от его комплимента, но сочла необходимым объяснить, что мебель по большей части из моего прежнего дома.

– Ах да. – Он помедлил, словно что-то вспоминая. – Из дома сельского священника. Про него мне Елена тоже писала.

В кухне я занялась приготовлением дополнительной порции кофе.

– Надеюсь, вы успели поесть? – спросил он, входя следом. – Я прибыл в довольно неудачное время.

Я объяснила, что как раз поужинала, и добавила, что готовить для себя одной – лишние хлопоты.

– Но я люблю поесть, – добавила я. – Наверное, мужчины в целом умеют находить толк в еде гораздо лучше женщин.

Мне вспомнилась недоеденная банка фасоли – нет сомнений, что завтра мы с ней встретимся снова.

– Верно, женщины и вино по-настоящему не ценят. Надо полагать, вам не пришло бы в голову выпить бутылку вина одной?

– Конечно нет, – ответила я с немалой долей осуждения.

– Что замечательно в жизни вне Англии, – продолжал он, расхаживая по моей кухоньке, – так это чудесное ощущение благоденствия, когда сидишь за столиком на солнце с бутылкой того, что подвернулось… Ничто с этим не сравнится, верно?

– Я люблю посидеть за столиком на солнце, – согласилась я. – Но боюсь, я одна из типично английских туристок, которая всегда заказывает чашку чая.

– А когда его подают, он оказывается блеклой жидкостью цвета соломы…

– И чай в смешном пакетике…

– Возможно, вам даже принесут к нему молоко… Горячее!

Мы оба рассмеялись.

– Но даже в этом есть свой шарм, – упрямо продолжала я, – все это часть атмосферы чего-то чужого и странного.

– Уж английские туристы точно странные, – отозвался он. – Хотя в Италии их, конечно, немного. Думаю, как раз этого там не хватало, делало жизнь такой неестественной. Сплошь туристы в мундирах, никаких воспитанных англичанок с «Бедекерами»[10]и в больших соломенных шляпах. Я по ним даже соскучился.

Мы заговорили об Италии, а потом как-то незаметно перешли на приходские дела, на Джулиана Мэлори, его сестру и нашу церковь.

– «Высокая» месса? С музыкой и ладаном? Мне бы очень понравилось, – сказал он. – Надеюсь, ладан превосходного качества? Думаю, он бывает разный.

– Да, я видела рекламу, – призналась я, – и названия у него разные. «Ламбет» очень дорогой, а «Пакс» совсем дешевый. А кажется, что должно быть наоборот.

– И у вас здесь множество хорошеньких алтарников?

– Ну… – Я помедлила, вспомнив нашего распорядителя Тедди Лимона с жесткими кудряшками и встревоженной миной и его отряд хорошо вымуштрованных мальчишек бойцовского вида. – Ну, у нас очень хорошие мальчики, но возможно, если вам нужны хорошенькие алтарники, то, наверное, лучше поискать их в Кенсингтонской церкви. Однако надеюсь, что вы как-нибудь посетите и нашу, – добавила я уже серьезнее, чтобы не разочаровать Джулиана, ожидавшего, как мне показалось, что я буду «нести слово».

– Непременно загляну. Мне очень нравится ходить в церковь, но только не до завтрака. Ранние службы, на мой взгляд, всегда были большой препоной религии. Как по-вашему?

– Считается, что то, что стоит усилий, и ценится выше, – рискнула ответить я.

– А в противном случае это лишается добродетели? То есть добродетель исходит от человека? Э… да так и было бы, если бы из меня что-то исходило… – Он вздохнул. – Уверен, у вас ее в избытке.

Мне был не очень приятен его фривольный тон, но сам Рокингхем не мог не нравиться. С ним так легко было болтать, равно легко представляя себе, как он пускает в ход свое обаяние в любом обществе, чтобы сгладить неловкости, или даже делает это бессознательно, поскольку очаровывать для него настолько естественно, что он ничего не может с собой поделать.

Мы все еще говорили о церкви, когда на лестнице послышались голоса.

– Очень прошу меня извинить, – сказал он, – наверное, это Елена. Большое спасибо, что были ко мне так добры. Надеюсь, мы будем часто видеться. – Он выбежал на площадку, и его шаги загрохотали вниз по лестнице.

Я поставила кофейные чашки на поднос и отнесла их на кухню. Как жаль, что Иврард Боун помешает воссоединению четы Нейпиров. Но у меня не было сомнений, что Елена справится с обоими, и оставалось надеяться, что у Иврарда Боуна достанет такта быстро уйти и оставить их вдвоем. Я как раз начала мыть чашки, когда в дверь постучали. На пороге с оплетенной соломой бутылкой в руке стоял Рокингхем.

– Мы сочли, что надо отметить знаменательное событие, – сказал он, – и очень хотели бы, чтобы вы к нам присоединились. Если вы, конечно, одобряете распитие вина в это время суток.

– Но вы, наверное, предпочли бы остаться с женой наедине…

– У нас сидит антрополог, поэтому показалось отличной мыслью устроить вечеринку, – объяснил он.

Я стала снимать передник и поправлять прическу, извиняясь (как мне показалось, в обычной моей суетливой манере) за свою внешность. «Как будто кому-то есть дело до того, как я выгляжу, как будто вообще кто-то меня заметит», – тут же одернула я себя.