Читать книгу - "Мама, я жулика люблю! - Наталия Медведева"

В его квартире ремонт. Он просит снять туфли. Я это делаю как-то механически, как бы подготовительные упражнения перед чем-то. В комнате вся мебель задрапирована простынями, пол покрыт газетами. Шкаф наполовину закрывает окно. За ним кровать.

— На диван можно сесть?

— Садись куда хочешь. Будь как дома.

Не очень любезно звучит. Он возится с приемником на подоконнике, бросает мне пачку сигарет. Я думаю, как хорошо, что кровать стоит за шкафом — там потемнее. А что же, мы книжки сюда пришли читать, что ли? Никогда не оставляй работу недоделанной — это, наверное, его лозунг. Какая хорошая у него попка в джинсах! У человека, носящего брюки отечественного производства, если он сам ушить да подшить не умеет, и попки-то не разглядишь. Они ее так вот не обтягивают, а висят, будто он наложил в штаны. Любимые Ольгины итальянцы чересчур затягиваются. И спереди такое впечатление, что яйца их в брюки не вмещаются, и ширинка вот-вот лопнет.

— У тебя совсем без помех «Голос Америки».

— Все-то голоса ты знаешь! Вина хочешь? Рислинг.

Он приносит вино, меняет станцию. По «Голосу Америки» один пиздеж, нам другой фон нужен… Он уже сидит на полу, прямо передо мной. Моя юбочка — низ, отрезанный от платья, — как всегда, недостаточна даже, чтобы трусики пошить. Ноги, наверное, кажутся жутко голыми. Его рука движется вверх по моей ноге. Ногти красивые. На моей руке волосики поднимаются. Он видит и забирает у меня бокал. Неужели мы уже были вместе? Да нет! Иначе я бы хоть руки его помнила. Он целует, кусает шутя мою коленку. Через несколько лет он полысеет — волосы совсем редкие на макушке. Он садится рядом, закидывает на меня ногу и целует мою нижнюю губу, которая всегда оттопыривается, когда обижаюсь. И красивой своей рукой сжимает мою грудь. Она у меня сейчас больше, чем всегда — менструация скоро. И соски на ней такие твердые становятся, как будто отдельные от груди. Хочется, чтобы он трогал их, укусил бы даже. Он будто вонзил свое колено между моими ляжками. А у меня там мокро уже. Дурак Гарик смеялся: «Ой, как там склизко!» Это ведь хорошо, это значит, я хочу. Я таки и его хотела…

— Школьница, ты возбудитель беспорядка. Идем туда.

Туда — это за шкаф, на кровать… Только сейчас я вспоминаю, что на мне не подшитая сверху юбка, замотанная кушаком. Но я иду за ним, стараюсь даже глаза не открывать — чтобы одурение не прошло. Он валит меня на кровать и сам на меня ложится — весь, сразу. Его рука уже в моих трусиках, между моих ног. Я ежусь и ноги сжимаю — поймала будто бы его руку. А он уже пытается снять с меня футболку. Я никак не могу расстегнуть пуговицу на его рубашке. Он сам расстегивает. Мы раздеваемся. Он резко поворачивается как раз в тот момент, когда я хочу залезть под одеяло. Чтобы он не видел меня голой. Но он видит. Улыбается. Без ухмылки.

Мы недолго целуемся — он хочет внутрь меня. Какой у него хуй здоровый. Я действительно ничего не помню из той ночи у Дурака. Он стаскивает с меня трусики — зачем-то я их оставила.

У меня так мокро в пипиське, что, может, на них пятнышки. Я спихиваю их одной ногой с другой, когда они уже ниже коленок. И как же нежно и плавно он водит своим хуем по моей пипиське! И, как слепой котенок, мордочкой тыкается в кошку, ища сосок… Я чувствую, что он хочет кончить. Ну кончи, кончи в меня. Тебе ведь хорошо будет. Хоть на минуточку. Я этим как бы свою вину перед тобой искуплю. Ты ведь забудешься во мне на мгновение. Во мне, я тебе дам это сделать. Значит, я хорошая, не такая, как ты думаешь…

Я чувствую пульсирующие выплескивания спермы. Он поскрипывает зубами. И все сразу тихо и светло. Он лежит на мне, перебирает мои волосы, накрывает ими мое лицо.

— Извини… что так…

Я молча улыбаюсь. Я и не рассчитывала на оргазм. Я должна была дать себя выебать. Но мне было хорошо. И радостно почему-то. Он встает, наливает вино, подмигивает мне. Я уже, конечно, залезла под одеяло, а он совсем не стесняется быть голым. Почему член темнее остального тела? Потому что он занимается «темными» делами…