Читать книгу - "Огнем и водой - Дмитрий Вересов"

Еще он подумал, что следует благодарить своего отца – за то, что наградил интеллигентной и внушающей доверие внешностью. Бедняге Дрюне с его незамысловатой физиономией в такой ситуации было бы куда труднее, даже если бы тот мог прочитать наизусть «Слово о полку Игореве» и «Евгения Онегина» в придачу. Впрочем, Переплет сомневался, что Григорьев способен запомнить что-либо более сложное, чем «В лесу родилась елочка». Так что проблемы, по сути, не существовало.

Зато проблема была у Николая Павловича – он целых пять минут не мог открыть старую рассохшуюся дверь, сменить которую не удосужился по той же причине, по которой до сих пор носил обветшалый плащ, – ему было все равно. Акентьев справился с ней без труда, был соответствующий опыт – сначала нужно потянуть вверх, если сил, конечно, хватит, а уже потом дергать.

Две комнаты, старые, солидные книжные шкафы и минимум прочей мебели. Чая не было. Был кофе, и довольно паршивый – Николай Павлович экономил на всем. Зато библиотека, собранная благодаря этой экономии, действительно заслуживала внимания. Правда, книгами по эзотерике она не изобиловала. И многие из книг нуждались в переплете, но говорить об этом с хозяином явно бесполезно – он вряд ли станет тратить на это деньги. Переплет готов был в этом случае поработать бесплатно, однако мастерская принадлежала не ему и даже не Федору Матвеевичу. Принадлежала она государству и, как это ни странно, имела свой план, который нужно было выполнять. Да и старик, скорее всего, отнесся бы подозрительно к такому предложению.

– А вот это что за вещь, Николай Павлович? – Акентьев выудил из ряда книг тонкую книжицу в кожаном переплете.

– «Таинственные черви»! – гордо объявил Николай Павлович. – Весьма редкое издание, большая часть тиража сгорела в Нюрнберге.

Переплет вздохнул. Книга была написана на немецком, а в этом языке он был не сильнее гоголевского поручика Пирогова. Гутен морген, гутен таг, хлоп по морде – вот так-так!

– Так вы тоже коллекционер?! – осведомился Николай Павлович.

– Не совсем. Средства пока не позволяют, – чистосердечно признался Переплет. – Но, благодаря работе, к счастью, имею возможность изучать, наблюдать…

Он перелистывал том с золотым обрезом – французское издание Парни с весьма фривольными картинками на вкладках, прикрытых папиросной бумагой. Любопытно, сколько стоит вся эта коллекция, защищенная всего лишь хлипкой дверью, которая если и служит препятствием, то только для самого хозяина квартиры!

На прощание Николай Павлович еще раз доказал отсутствие меркантильности, вручив Акентьеву в подарок томик «Гамлета», изданный в середине прошлого века, – «для почину», как он выразился. Акентьев сердечно поблагодарил, подумав, что, возможно, и в этом есть какой-то скрытый знак. Только вот смысл его пока неясен.

Если совминовцы возвращали книгу в тот же вечер, то Переплет сразу приступал к ее изучению. В противном случае приходилось ждать следующего дня. Клиенты не жаловались на задержку, хотя Акентьев нарочно затягивал с работой. Все компенсировалось качеством, которое удовлетворяло даже беспощадного в этом вопросе Федора Матвеевича. У последнего интерес Переплета к оккультным изданиям вызвал двоякую реакцию.

– Эти книги – памятник тем, кто пытался проникнуть в тайны мироздания… Само стремление похвально и заслуживает внимания. Только вы этими теориями не увлекайтесь, Саша, – ни к чему повторять ошибки прошлого. Все это лишь ступени, и вели они в никуда. А мы с вами живем, выражаясь газетным языком, в атомном веке. Может, это не самый лучший век, но мракобесием заниматься ни к чему… Относитесь к этому как к памятнику человеческим заблуждениям.

Акентьев на это согласно кивал и думал, что кое-кто в высшем руководстве самого материалистического государства относится к этим заблуждениям вполне серьезно. А это кое-что да значило.

Он пролистывал страницы толстых фолиантов, заинтересовавших его партнеров из гэбэ. Со старинных страниц, украшенных затейливым орнаментом, на Переплета смотрели причудливые монстры; затейливые формулы, по уверениям авторов, были способны дать овладевшему ими и богатство, и власть, и деньги. Все, о чем можно мечтать. Однако авторы отчего-то собственными рецептами воспользоваться не смогли. Возможно, расположение звезд было неудачным?

Акентьев недоверчиво качал головой и ухмылялся. И недоверие его было адресовано не столько давно почившим в бозе магам, сколько тем, кто сейчас решил выудить что-то полезное из их фантазий.

Для себя он завел собственный реестр, в который вносил те книги, которые интересовали его нанимателей из гэбэ. Очень интересный получался список. Как-то субботним вечером, спустя месяц после начала сотрудничества с Раковым, Переплет просматривал его, сидя в кресле и покуривая. За окном накрапывал летний дождь, а в квартире стояла благословенная тишина и запах сигарет.

На столе лежали еще два тома, которые Переплет решил придержать на выходные для изучения. Обе книги были изданы в конце восемнадцатого века, то есть почти двести лет назад, и Акентьев рассудил, что еще несколько дней не играют роли. Он не успел начать чтение, когда в дверь позвонили.

Это был, несомненно, Дрюня со своей дурацкой привычкой вызванивать похоронный марш. Первой мыслью владельца квартиры было послать Григорьева подальше и не открывать, но тот наверняка уже заметил с улицы свет в его комнате. Пришлось впустить. Дрюня сразу расположился в кресле Переплета, посопел обиженно по поводу сорвавшейся затеи с буржуйскими текстами, потом посокрушался из-за того, что не удалось продвинуть Акентьева по комсомольской линии.

– Во-первых, с текстами я тебе ничего железно не обещал! – отвечал на это Переплет. – Это, брат, не так-то все просто. Нет у меня, оказывается, таланта стихотворца. Более того – даже таланта стихоплетца… А про комсомол даже и не заикайся. Хотя… – Он задумался и посмотрел на книги на столе. – Я тебе все-таки благодарен.

– Это за что же? – заинтересовался Дрюня.

– За урок, – сказал Переплет, дабы Григорьев не вздумал записать его в должники. – Буду теперь держаться подальше от твоих дружков! В жизни такого убожества не видел!

– Ничего ты, Саня, не понимаешь в жизни! – махнул рукой Дрюня. – А я тебя еще хотел свозить в Кронштадт. Там у нас намечается кое-что!

– Благодарю покорно! У меня, Дрюня, морская болезнь!

– Эх ты, крыса сухопутная! – вздохнул комсомольский вожак.

Затем последовали жалобы на трудности работы в нынешнее время, когда всякие ВИА плодятся, как грибы после дождя, и за всем нужен глаз да глаз.

– Ты еще попытайся разок со стишками-то! – попросил он. – Или, может, знаешь какого-нибудь свободного поэта? Это же легкие деньги, блин!

Акентьев задумался.

– Знал я, Дрюня, одного поэта, – сказал он, наконец, – но было это давно и неправда…

– Стоп-стоп! – всполошился комсомольский вожак. – Где он сейчас?

Переплет опять помолчал, вдруг поняв, что сам не знает, как ответить на этот вопрос. Еще недавно он не сомневался, что дурак Невский покончил с собой после выпускного. Любовь-морковь, стихоплет несчастный. Но с некоторых пор стало ему казаться, что все не так просто.