Читать книгу - "Дочь Рейха - Луиза Фейн"

Я парю. Сначала только над трибуной и толпой. Потом над Аугустусплацем и великим городом Лейпцигом. Над Германией. Взлетаю все выше, пока Земля наконец не оказывается подо мной, и я, словно Господь, вижу ее круглый бок, вижу, как она с другими планетами летит через пространство и время вокруг Солнца, а на ней, в самом ее центре, наша благодатная страна с дремучими лесами, обширными полями, с озерами, кишащими рыбой, с заводами, шахтами, со своей армией. Я вижу ее народ: добрый, честный и трудолюбивый. Весь мир угнетал его долго и жестоко, и вот он восстал. Восстал, чтобы показать миру, кто мы есть, и забрать то, что принадлежит нам по праву. Мы – сила, противиться которой нельзя, как нельзя противиться силе притяжения.

Снова вступает оркестр, теперь он выбивает ритм, похожий на пляску древних воинов перед битвой. Ритм пульсирует в моем теле, в моей крови, пока великий фюрер покидает площадь, стоя в своем автомобиле, как торжествующий римский император на колеснице. За ним маршируют факелоносцы. Освещение на площади приглушено, и во внезапно сгустившейся тьме языки пламени в центре Аугустусплац сливаются в огненную реку.

Темной холодной ночью мы с мамой возвращаемся домой. Папе еще пришлось заглянуть на работу, а Карл остался с друзьями.

– Мам, а когда я смогу поступить в гитлерюгенд? – спрашиваю я.

Дыхание облачками вырывается из моего рта. В свете фонаря они похожи на дым. Церемония оставила неизгладимый след в моей душе. У меня такое чувство, что Он воззвал ко мне и я должна Ему ответить. Он хочет, чтобы именно я сыграла великую и славную роль в будущем Германии.

– Глупышка, – отвечает мама, – гитлерюгенд только для мальчиков.

– Но есть же другая секция, для девочек – юнгмедельбунд.

– Папа считает, что для девочек это плохо.

– Почему?

– Потому что главная забота девочек – это дом.

– Но я не люблю домашние заботы. Я хочу ходить в походы, играть в игры, петь песни и маршировать, как Карл со своими друзьями. И вообще, мне ведь уже двенадцать лет!

– Вот именно поэтому тебе лучше посидеть дома, как сказал бы папа.

– Но так нечестно! Все мои подруги вступают в юнгмедельбунд. Что они обо мне будут думать, если я не вступлю?

– Не преувеличивай. – Мама пожимает узкими плечами. – Многие родители считают, что для девочек это лишнее. И герр Гиммлер с этим согласен. По его словам, девочки в форме и с рюкзаками за спиной выглядят смехотворно, а если они еще и маршируют при этом, то его просто тошнит. Ну же, идем, Хетти!

До самого дома я молча плетусь за мамой.

Все равно вы меня не остановите. Я найду способ.

С такими мыслями я поднимаюсь к себе и готовлюсь ко сну.

Я уже лежу, руки и ноги гудят от усталости, но сон все не идет. Приходит Карл, я слышу, как мама встречает его в прихожей:

– Мой милый! Как мы тобой гордимся… Ты лучший мальчик в мире… И далеко пойдешь в жизни, я знаю.

Хлопает дверь комнаты Карла. Мама тихо поднимается к себе. Свинцовая тишина опускается на дом, она придавливает меня к кровати, которая уже превратилась в место пытки: спутавшиеся одеяла, сбившиеся простыни. Я встаю, накидываю на плечи теплую шаль, сажусь у окна. И смотрю в темноту.

На улице пусто и тихо, неподвижные ветки старой вишни словно вычерчены на фоне ночного неба. Легкие облачка скользят по лунному диску, и я, успокоенная мирным пейзажем, прислоняюсь головой к деревянным ставням и вглядываюсь в портрет Гитлера над камином. Каждый раз, когда мама говорит что-то о врагах Германии, мне делается страшно, но его речь придала мне смелости. Не важно, вступлю я в гитлерюгенд или нет, мне все равно суждено сыграть роль в его великом новом Рейхе. Ему все равно, что я девочка, и никто – ни мама, ни папа, ни Карл – меня не остановит.

Крохотный червячок сомнения просыпается в моей душе. До сих пор я была уверена, что хочу стать врачом. Но что, если Карл прав? Я вспоминаю сегодняшнюю церемонию, тот миг, когда я встретила взгляд фюрера, и он произнес те невероятные слова, сказал их прямо мне. И тут я все понимаю. Я знаю, что мне делать.

Подбежав к книжному шкафу, я снимаю с полки дневник, который Карл подарил мне давным-давно, и, не зажигая электричества, при свете луны пишу:

Мой Гитлер, я посвящаю свою жизнь тебе. Скажи мне, что ты хочешь, и я все сделаю, ведь отныне и навсегда каждый мой шаг принадлежит тебе. Ты будешь гордиться тем, что я одна из твоих дочерей. О великий, великий фюрер…

Я просыпаюсь, словно от толчка, и чувствую, как затекли и одеревенели поджатые ноги. Шаль соскользнула с плеч, и холод пробирает до костей. Внизу, на улице, мягко урчит мотор. Я выглядываю в окно. Папа!

Он выходит из машины, и я уже поднимаю руку, чтобы постучать по стеклу, но передумываю: вдруг папа рассердится, что я еще не сплю.