Читать книгу - "Синдром пьяного сердца - Анатолий Приставкин"

До ночи больше ничего не произошло. А ночью разразилась гроза. В окошечко и под дверью почти без перерыва сверкало синим пламенем и грохотало так, что вздрагивал весь сарай, а с потолка сыпалась труха. Хоть бы молния сюда ударила, что ли. У Господа не надо просить кресало, ему оттуда видней, куда направить свой очищающий огонь. Но все рядом, рядом били молнии. Все мимо.

Я слушал, как за стеной шумит ливень, и прикидывал, где мокнет сейчас моя стража? Неужто у дверей, как приставили, так и бдят под дождем? Я подошел к двери и спросил, кто там стоит. Мне не ответили. Я крикнул сильней, пытаясь перекричать шум дождя:

– Эй! Кто-то есть? Нет?

Если бы не ответили, я бы все-таки попытался сломать запор. Но я услышал слабый голосок:

– Никого тут нет.

– И тебя, что ли, нет? – спросил я не без издевки.

– И меня нет.

– А с кем я говорю? С привидением, что ли?

– Нет, – пропищали за дверью. – Я просто из младшей группы, заменяю… за пайку.

Понятно. Кому-то не хотелось мокнуть, вот он и нанял за кусман малька. Его жизнь, как и моя, тоже ничего не стоит. Отработает за милую душу и в бурю и в грозу. Интересно, знает ли он, кого сторожит?

– Тебя как зовут?

– Жидок.

– Это имя или фамилия?

– Прозвище.

Дождь, приустав, сделал короткую передышку. Грохотало чуть реже.

– Но почему Жидок? Жидковат, что ли?

– Жидковат, – согласился он. – И еврей я.

– Но имя у тебя есть?

– Есть, Яков.

Мне подумалось, что вот еще один Яшка, мало мне урок. Но этот, понятно, из самых бессловесных и голодных. Еще неизвестно, кому из нас двоих хуже – ему или мне.

– А ты других Яшек знаешь? – спросил я.

– Кто же их не знает! – помолчав, сказал он.

– Ты их боишься?

– Боюсь.

– А почему ты их боишься?

Он не ответил. Он и говорить о них боялся. Получается, я один такой придурошный, что этим Яшкам сопротивляюсь. Вот посадят на стул этого Жидка и скажут: мол, пора его на пирожки. И все, и нет никакого Жидка. Жидком больше, Жидком меньше – такая в нашей колонии арифметика. А может, и в других тоже? А может, во всем мире так, что Жидки в счет не идут?

– А тебе здесь в грозу не страшно? – спросил я.

– Страшно, – сознался он. И вдруг спросил: – А тебе?

– Мне?

– Ну да. Небось тоже не сахар?

– А ты знаешь, с кем говоришь? – поинтересовался я.

– Все знают: ты Гуляев. И тебя завтра… – Он помедлил, подыскивая слово. – Завтра, значит, пришьют.

Вот как – все всё знают. Может, и Карабас Барабас тоже знает? А может, и сам начальник колонии?

– А как – не знаешь?

– Не, не знаю. У нас тоже одного пришили. Удавкой. Он не хотел в рабы идти.

– А ты?

– А я что? Я давно раб. Меня несколько раз уж продавали.

Дождь припустил сильней, и пришлось говорить, прислонившись ртом к двери.

– А вот скажи… Яков, если потребуется кого-то пришить, ты сможешь?

– Кого?

– А тебе не все равно? Ну хоть меня?

Сверкнуло мертвым белым светом, обнажив нутро сарая, а потом как в чернила опустили. Ни звука, ни света. Такой, наверное, и есть ад, когда ничего не чувствуешь. Даже темноту не чувствуешь.

Придя в себя, я свой вопрос повторил, почти прокричал. Я очень хотел услышать, что этот Яков ответит.

– А меня… ты… Яков пришил бы?!

После недолгого молчания он спросил:

– Если бы приказали, да?

– Да, если бы приказали!

– Конечно.

– А как?

– Как скажут.

– И спицей?

– Ну спицей, – протянул он. – Спицей-то легче всего!

– А ты пробовал?

– Нет, не пробовал.

И больше ни на один мой вопрос он не ответил. Может, ушел к другой стороне сарая, чтобы закончить разговор.

А я с сожалением вслушивался в отдаляющиеся перекаты грома, подумав, что все-таки гроза принесла в мою жизнь разнообразие. А без нее можно от темноты и тишины с ума сойти…