Читать книгу - "Седьмая жена - Игорь Ефимов"

Увенчанные кружевами официантки внесли шампанское. Бурлящие потоки пузырьков ринулись омывать натруженные вкусовые пупырышки. Антон троекратно чокался с каждым подходившим доброжелателем счастливого пути. Краем уха слушал, о чем болтал директор с Меладой под картой говяжьей разрезанной Америки.

– Что-то мне твоя фамилия знакома, красавица… Ты не Пашки ли Сухумина дочка? Это для кого другого, может быть, и Павел Касьянович, а для меня до гробовой доски – Пашка… Мы же с ним вместе начинали! По удобрениям да по мелиорации в Карелии. И китайского шелкопряда вместе на Кольский полуостров продвигали. Только потом раскидало: меня – в новгородскую оперу директором (у меня ведь голос – ого! – меня Лемешев слушал!), а его – по народному образованию. (Говорил ведь я ему на курсах партийного повышения: не рвись в отличники, не будет добра.) Из оперы меня сюда недавно перебросили. На укрепление. А он где же теперь? Да что ты!.. Заместителем у главного?! В целом Пскове?… Ого! Далеко пошел! Так ты повезешь своего кошкоеда туда – и родных повидаешь. Гляди, как удачно! Ну поцелуй отца за меня. Скажи: если консервы нужны – пусть звонит, не стесняется. Есть покамест и не из одной травы у нас продукция – и крабиков для старого друга найдем, и икорки, и осетринки.

Директор проводил их по коридору до главной лестницы. Пожал руки. Несколько секунд боролся с собой. Антон понял, что должно произойти, но отстраниться не успел: директор быстро нагнулся вперед и лбом, бровями, шевелюрой потерся о его плечо.

Интуристовский автомобиль ехал по широкому проспекту. Аккуратные шары подстриженных деревьев тянулись вдоль тротуаров. Казалось, надуй их чуть посильнее легким зеленым газом – и они оторвутся от асфальта, вознесутся над крышами домов, защитят от вечно грозящих, вечно летящих где-то вражеских эскадрилий.

– Вы довольны? – спросила Мелада, глядя в окно.

– По-моему, все прошло прекрасно. Они действительно могут получить для меня нужные разрешения?

– Безусловно. Вы теперь превратились в важного специалиста. Приобрели эту заветную приставку «спец». Нам понадобится дня два на сборы. Сможем выехать послезавтра.

– Превосходно. Кстати, сегодня я впервые услышал вашу фамилию. Что она означает? Сухой ум? Ухо ума?

– Сухумины – значит из города Сухуми. На берегу Черного моря. Много тысяч лет тому назад туда тоже приплывал один заморский искатель приключений. Из Греции. Тоже поначалу скрывал свои настоящие цели.

– Во всяком случае, ни золотое, ни медное, ни даже оловянное руно меня не интересует.

– Хотелось бы верить, хотелось бы верить…

Она опять глядела в окно на проносящиеся лиственные аэростаты.

– Я думала о вашей вчерашней просьбе… Ведь в конце концов, мне необязательно знать имя человека, которого вы хотите повидать… Бумажка с адресом у вас с собой? Согните ее так, чтобы имя не было видно… И закройте пальцем номер дома… Только город и улица… Да, я знаю, где это. Минут сорок езды на электричке. Побережье Финского залива, курортный поселок. Этот человек говорит по-английски? Ну вот, значит, переводчик вам не понадобится. Я могу написать в докладе, что вы захотели искупаться и позагорать, И я отвезла вас на пляж. Вы ведь хотите позагорать под финским осенним солнцем? Это не будет обманом?

Антон попытался взять ее за руку. Она выдернула пальцы.

– Мелада, поверьте… Я понимаю, что ради меня вы нарушаете ваш священный порядок… Вы чувствуете себя обязанной мне… В другой ситуации я бы отказался, сказал бы: «Забудьте и не терзайтесь». Но в данном случае это слишком важная услуга… И мне не до красивых поз… Дело в том, что человек, которого я должен повидать…

Она зажала уши ладонями и повернула к нему сердитое лицо.

– Разве вы не поняли? Я не хочу ничего знать. Ничего! Мы встретимся в вестибюле отеля. В четыре часа.

Сосновые дачки тянулись в сосновом лесу за ровными рядами сосновых заборчиков. Белки, дятлы и воробьи раскинули свой летучий базар между крышами и кронами, не замечая разницы между ними, не признавая границ. Казалось странным, что из телевизионных антенн не пробиваются хвойные побеги с шишками, а в розовых вечерних стволах не поблескивают окошки.

Дойдя до номера тридцать пятого, Антон оглянулся. Мелада честно исчезла. «Много будешь знать – скоро состаришься», – дразнил его в детстве дедушка Ярослав. Мелада не хотела знать лишнего, хотела остаться молодой. Она сказала, что будет ждать его на пляже. Он обещал поторопиться, не затягивать разговор.

Высокий, прямой старик медленно шел к нему от дома по скользким сосновым иглам. Черный ньюфаундленд следовал за ним, подняв недоумевающую морду, словно хотел сказать, что с непрошеным пришельцем он смог бы справиться и один. Фамильный зазубренный профиль у Козулина-старшего был тронут по всем пикам-вершинам голубоватой сединой – бородки, усов, бровей.

Антон достал из бумажника пересекший океан фотоснимок и молча протянул старику над сосновыми копьями калитки. Старик всмотрелся в портрет брата, окруженного внуками, стоящего за массивным креслом, делающего приглашающий взмах в сторону пустого сиденья. Перевернул, прочел короткое послание на обороте. Потом трижды осенил себя крестным знамением, поднял лицо к притихшим ветвям и забормотал слова благодарственной молитвы. Ньюфаундленд подцепил носом щеколду и отворил калитку.

Введя гостя в дом, Козулин-старший прежде всего достал из холодильника затуманенный графинчик и бережно поставил его на стол. Извлек кусок сыра, банку огурцов. Сосновые стены гостиной были едва видны в просветах между позолоченными рамами картин. Чемоданы в стиле позднего Сезанна, баулы под Дега, вангоговские сундуки, передвижнические несессеры, кубистические тюки…

– Ну что ж, посмотрим, что у вас там разболелось, – неожиданно громко сказал хозяин. – Разденьтесь до пояса.

Антон послушно взялся за пуговицы рубашки. Козулин-старший остановил его жестом. Показал на телефон, на ухо, похлопал себя двумя пальцами по плечу. Взял блокнот с бланками рецептов, написал крупно: «Когда?»

«Дней через десять, – написал в ответ Антон. – Мне нужно сначала отыскать дочь. Успеете собраться?»

«Только вынуть картины из рам, упаковать – и я готов».

– …Ложитесь на кушетку… Так… Живот расслабьте… Здесь, говорите, покалывает?… Выше?… А с этой стороны?

Говоря все это, хозяин осторожно наполнил стопки, сделал приглашающий жест, выпил. Антон последовал его примеру, но тут же сдавленно вскрикнул, поперхнулся, захрипел.

– Ничего-ничего, сейчас пройдет, больше не буду, – приговаривал Козулин. – Печень, дорогой, надо поберечь, спиртным не злоупотреблять…

Он взял Антона за руку, вывел через веранду на задний дворик. Там вдоль забора была устроена миниатюрная домашняя аллея в густых кустах бузины.

– Это моя «тропа откровенности». Только здесь могу говорить с людьми начистоту… Давайте постоим минуту… Сердце так колотится… Ваше внезапное появление… Я верил, что рано или поздно это случится, что брат что-то придумает, что Господь не допустит умереть среди иноплеменников, чужаков… Но бывали минуты отчаяния… Ослабевала вера, не надеялся, что доживу…