Читать книгу - "Приют для списанных пилотов - Валерий Хайрюзов"

— Чьи стихи? Твои? — спросил Сергей.

— Нет, Караджича.

Сергей уже привык к ее мягкому акценту и сейчас, когда она читала стихи, воспринимал его как музыкальное сопровождение: не слова, а тихое журчание.

Под стопкой стихов Караджича лежала книга в красном переплете. Сергей достал ее. На обложке вдоль кладбищенских крестов уходил человек в камуфляжной форме.

— Юрий Хамкин. «Очима руског добровольца», — вслух прочитал Сергей. — Милица, ты случайно фамилию Русяев не слышала?

Милица повернула голову:

— Откуда ты его знаешь?

— Мы с ним в Афгане два года прослужили. У меня есть сведения, что он сейчас здесь, в Сараеве.

Милица о чем-то спросила Мишко, тот, глядя на Сергея, начал объяснять.

— Он говорит, что с похожей фамилией один русский доброволец погиб весной на перекрестке у еврейского кладбища. А через неделю погибла его жена. Она тоже была добровольцем. Их убил снайпер.

«Этого не может быть! — с упавшим сердцем подумал Сергей. — У Русяева не было жены. Что-то они путают».

Дорога к Сараеву со стороны самой известной, как шутили сами сербы, деревни в мире — Пале — проходила по заросшей лесом горе и, по сути, была линией фронта. Мусульманские позиции находились ниже по склону, в лесу. Сергей знал: несколько раз они пытались перерезать эту стратегически важную для сербов магистраль. Все горы вокруг Сараева были за сербами, лишь перед самым городом мусульмане занимали Толстую гору. Сергей обратил внимание: вокруг изуродованной траншеями и дотами горы стоял сухостой, словно его поразил сибирский шелкопряд.

— Вокруг этой горы идут самые сильные бои, — сказала Милица. — Мы несколько раз пытались взять ее. Много людей погибло, но мусульмане понимают значение этой высоты для Сараева и держат ее.

Вдоль дороги, в той ее части, что была обращена к мусульманам, стояли фанерные щиты, насыпаны брустверы из земли и камней, которые закрывали дорогу от снайперов. На откосах бетонные плиты держали от обвалов склон, под ними были вырыты щели и оборудованы огневые точки. Сараево лежало внизу, в котловине, и сверху напоминало огромного закопченного краба. Над городом громыхал гром — била тяжелая артиллерия. Время от времени тонкую чечетку выбивали автоматные очереди.

Мишко остановил машину. Перед самым городом, у еврейского кладбища, был открытый, простреливаемый снайперами участок. Милица сказала, что это то самое место, где погибли русские.

— Есть объездная дорога по лесу. — И, выждав секунду, добавила: — Караджич и Младич ездят здесь.

— Что мы, рыжие! Раз они ездят, то давайте и мы здесь, — предложил Сергей.

— Добре, — улыбнулся Мишко.

Разогнав машину и объезжая выбоины, он погнал ее вниз к городским окраинам. В машине наступила тишина, которую рвал на части врывавшийся через форточку в салон воздух. Глухой удар в корпус машины не вызвал ничего, кроме любопытства. Сергей подумал, что это отскочил камень. Когда проскочили перекресток, Мишко, уже среди домов, остановил машину и оглядел ее. Затем открыл заднюю дверцу и, вытянув губы, качнул головой.

Оказалось, пуля снайпера, прошив дверцу, попала в лежащие вдоль нее стопки книг.

— Караджич защитил нас, — пошутила Милица.

— Не судьба, — улыбнулся Сергей. — Как говорили наши предки, лечца и друга мни того, ище и тебе в нужи скоро претечет, то есть врачом и другом считай того, кто быстро придет к тебе при твоей нужде. Значит, книги там оказались на месте. Пуля шла нам прямо в бок.

Они разыскали третью Романийскую бригаду. Милица нашла солдат, с которыми воевал Русяев, и они согласились показать, где похоронены русские добровольцы.

Был уже вечер, когда они приехали на кладбище. Закатное солнце сквозь тугую марлевую повязку облаков скупо продавливало свет. Но Сергею казалось, что в том месте вовсе не солнце, а набухшая кровью огромная рваная рана. Внизу, куда ни кинь глаз, проглядывал далекий и все еще красивый город. Он казался спокойным. И все же в нем жило то осторожное чувство, с каким больной, закрыв глаза, прислушивается к тому, что происходит внутри него.

Он медленно шел за Милицей вдоль могил и читал надгробные надписи: Микола Яцко, украинский казак из Запорожья. Погиб на акции прошлой зимой. Олег Бондарец из Киева, Толя Остапенко, Саша Шкрабов, Витя Десятов, Юра Петраш.

— А вот здесь похоронен Дима Чекалин, ему было всего двадцать лет, — тихо говорила Милица. — Попал в окружение и подорвал себя, чтобы не попасть в руки мусульман. Русские добровольцы все ходят с самоликвидаторами. Обычно это граната на поясе. Знают, пощады от мусульман не будет. Муслики, так их здесь прозвали ваши, всех русских считают казаками, боятся и ненавидят. Под Вышеградом русские из отряда «Белые волки» одни отбили атаку и спасли положение под городом. Приезжали добровольцы из Татарии, Якутии, донские казаки. Воевали хорошо, отчаянно. В атаку ходили в полный рост.

Неожиданно для себя Сергей увидел Русяева. Со знакомой грустной полуулыбкой Колька смотрел на него. Он вспомнил: сфотографировались они после госпиталя в Москве. Рядом с ним увидел еще один крест и на нем фотографию московской медсестры Тамары. «Так вот кто его жена», — с горечью подумал Сергей, Сестричка Тамара Михайловна, так они называли ее в госпитале, куда попали после ранения в Афганистане. Тамара, у которой Колька во время ее дежурств просиживал ночами. А потом, когда выписались из госпиталя, она показывала им Москву…