Читать книгу - "72 метра. Книга прозы - Александр Покровский"

Я во втором отсеке перед дверью в первый. Открываю: левой рукой кремальеру вверх, правой на защелку, дверь на себя.

В открывшийся проем вхожу боком: одновременно вперед пошла голова, правая рука, нога, потом, оттолкнувшись, ныряю всем телом и задраиваю дверь, кремальеру вниз — я в первом.

Влево за щиты уходит узкий проход. Он ведет к шпилю. С его помощью можно даже под водой отдать якорь. Над головой — перемычка ВВД. Хочу прочитать, какие ЦГБ с нее продуваются.

Зачем мне все это — не знаю. На каждом клапане есть бирка с названием. Ничего не получается. У меня что-то со зрением. Не могу прочитать.

На палубе справа и слева лазы в аккумуляторную яму. Там батарея первого отсека. Над ней электрики катаются, лежа на специальной тележке.

Я что-то ищу. Никак не вспомнить что.

Три шага по проходу.

Справа газоанализатор — стрелка падает. Это кислородный газоанализатор, и раз стрелка падает, значит, работают компрессоры — снимается давление воздуха.

При работе воздушных клапанов стравливается воздух, давление в отсеках возрастает, и раз в сутки его приходится снимать.

За час — сто миллиметров ртутного столба.

Газоанализатор таких перепадов не выдерживает. Вот и врет. Тот, кто смотрит на него в эти минуты, может подумать, что в отсеках исчезает кислород.

Как в фантастическом фильме.

Хотя к подобным фокусам все уже давно привыкли.

Но если снимается давление, почему закрыты переборочные двери?

Открытые переборочные захлопки с тягой компрессоров обычно не справляются, из-за чего отсеки наддуваются и поэтому открывают переборочные двери.

Их ставят на крюки.

Мне что-то здесь надо.

А может быть, и не здесь.

Странно.

Не могу вспомнить.

Справа дверь в выгородку кондиционирования. Там отсечный вентилятор, кондиционер, УРМ — поглотитель углекислоты, выделяемой при дыхании, компрессор и прочие вентиляторы.

Над головой лампочка.

Она в защитном кожухе и колпаке.

Однажды колпака не было и разорвало трубопровод гидравлики.

Струя ударила в лампочку, и получилось, как в цилиндре автомобильного двигателя, — объемное возгорание.

В отсеке погибли все.

Возгорание мгновенно уничтожило весь кислород.

У погибших спеклись лица.

Из второго в первый пошла аварийная партия.

Только открыли дверь, и языки пламени вылизали второй.

Впереди лаз в трюм. Там помпа и забортные кингстоны.

Слева дверь гальюна и колонка цистерны пресной воды.

Над головой люк на торпедную палубу.

Можно сунуть в него голову и поздороваться с вахтенным. Вход сюда запрещен, потому что торпеды.

Поворачиваю назад. То, что мне надо, находится не здесь.

Во втором сразу у входа умывальник. Я смотрю в зеркало. Лицо мое на глазах стареет: сморщивается, отвисают щеки, глаза выцветают и наполняются влагой.

Не может быть.

Тру глаза кулаками — все пропадает, померещилось. Здесь такое бывает.

Слева в узком проходе каюта старпома, справа живут командиры дивизионов.

Дверь отодвигается с лязгом — в каюте прохладно и никого.

Надо вернуться назад в основной проход. Там каюта помощника, потом трап в кают-компанию, за трапом — пост электрика. Здесь управляют вентиляторами.

Они гоняют воздух аккумуляторной ямы через печи дожигания. Сжигают водород.

Он выделяется постоянно, особенно при зарядке батарей. Если его не сжигать, может скопиться и рвануть — палуба встанет на попа. Над постом плакат: «В помещении АБ зажженными спичками ничего не проверять!»

Это для идиотов.

По трапу вверх вход в буфетную, за спиной — каюта командира. «Вызывали, товарищ командир? Прошу разрешения».

Прямо — вход в кают-компанию: один стол посередине — это командирский, два у правого борта — офицерские.

В кают-компанию выходят две каюты: каюта всякой мелочи — командира отсека, минера и прочее — и каюта зама.

Ни души.

Не то чтобы жутковато, но хочется в третий.

В третьем попадаю в вой. Открыта дверь выгородки преобразователей. Они воют так, что больно ушам. Я прикрываю дверь.

Рядом с дверью — носовая перемычка ВВД — воздуха высокого давления.

В третьем две перемычки. Вторая у кормовой переборки. Там есть клапан подачи воздуха в отсек. Он нужен, чтоб создать противодавление.

Это если прорвется забортная вода.

Медики говорят, что, если за минуту давление в отсеке вырастет до двадцати атмосфер, спасать там будет некого.

Иногда при пожарах у нас впопыхах вместо огнегасителя подают сжатый воздух в отсек.

После чего полыхает, как в мартене.

Ни с того ни с сего становится страшно.

Страх воспринимается как холодный ком в желудке.

Он там шевелится.

Хочется наружу.

Наверное, там хорошо.

Я уже девяносто суток не знаю, как там.

Небось и солнце есть, и небо.

Кто-то внутри меня начинает считать: «Осталось двадцать минут».

Быстрей в центральный. Он прямо по коридору и по трапу вверх. Достаточно высунуть сперва голову, чтоб охватить взглядом все помещение: в центре место командира, слева от него — пульт вахтенного офицера и механика, перед ними боцман на рулях, за их спиной вахтенный трюмный, слева по борту вахтенный БИП — боевого информационного поста, за его спиной радиометрист и пульт ракетного оружия. В центральном никто не поднял головы. «БИП, акустики, горизонт чист!» — это из рубки акустиков, она с трапа прямо. Бесшумно по поручням вниз. Два шага вперед, поворот, вниз по трапу. Рубка гирокомпасов. Вправо три шага, поворот, рубка вычислителей, четыре шага, люк в трюм.

В трюме нет вахтенного.

Может, он у насосов гидравлики?

Хотя зачем мне вахтенный? Просто как-то не по себе оттого, что тебя или не замечают, или ты не находишь людей на привычных местах.