Читать книгу - "Как кошка с собакой - Евгения Пастернак"

Оля стояла перед входом на факультет и дрожала. Несмотря на довольно теплую погоду, ее колотил озноб. Кто первый придет, Алеша или Макс? Может, ей вообще не стоило появляться сегодня на занятиях, а нужно было спокойно поговорить с ними вечером?

Но тут из-за поворота появился Макс, и если у Оли еще оставались какие-то сомнения по поводу выбора мужа, то они тут же развеялись. Он шел в окружении пяти девушек, которые заглядывали ему в глаза и хором щебетали.

Оля расправила плечи и вышла им навстречу.

— Привет, — начала она довольно робко.

— Привет! — отозвался Макс и остановился.

Остановилась и его свита.

— Можно тебя на минуточку? — спросила Оля.

У нее не было ни малейшего желания устраивать представление для публики.

Но Макс был настроен игриво. Или каким-то десятым чувством уловил, чтó именно она собирается сказать и собрался ее помучить. «Ладно, — подумала Оля, — посмотрим кто кого». А вслух добавила:

— Неделя прошла, я думала, тебе будет интересно, но нет так нет.

Оля демонстративно пожала плечами и развернулась, чтобы уйти. Но уйти ей не дали. Макс крутанул ее к себе, засмеялся ей в лицо:

— Куда ж ты от меня денешься? Ну, что ты хотела сказать?

Оля пыталась злиться и вырываться, но из-за близости Максовых губ соображалось плохо, а вырываться не хотелось. А хотелось, наоборот прижаться к нему и при этом показать язык стоящим рядом девицам.

И тут Макс уже и вовсе охамел. Он притянул Олю к себе впился в губы совершенно собственническим поцелуем.

— Ну скажи уже «да», — он скорее приказал, чем попросил, через несколько минут.

— Да, — как попугай повторила Оля.

И успела краем глаза заметить спину Алеши, который быстро уходил от факультета.

Первой реакцией Оли, как ни странно, было облегчение. Теперь Алеше ничего не придется рассказывать — он и сам все видел.

Февраль 1983 года

Олина мама возненавидела Макса с первой же секунды. Когда он явился на «смотрины» — между прочим, в отличном костюме и с шикарным букетом — мама поджала губы, молча развернулась и ушла к себе.

На свадьбу она не пришла, сказала, что давление прыгает. Но Оленьку это не особенно расстроило.

Она сшила именно такое платье, как хотела. С большим трудом, через Ширяевских-старших, удалось найти хорошую портниху. Ткань папа протащил через проходную родной швейной фабрики, рискуя свободой и репутацией. Зато вышло нечто невообразимое — легкое, современное и в то же время респектабельное.

С банкета удалось удрать еще в середине торжества. Это была идея Макса.

— Слушай, — шепнул он во время пытки очередным «Горько», — пора отсюда сваливать!

— А можно? — Оленьке самой смертельно надоели нелепое кривляние тамады и пьяные рожи малознакомых родственников.

— Есть такой старинный народный обычай. Называется «похищение невесты».

И Макс ее похитил — нагло, весело и с абсолютной уверенностью в своей правоте. Оленька совершила всего одну уступку приличиям — из ближайшего автомата позвонила маме и попросила не беспокоиться. Зато потом гудели всю ночь, носились по общаге и пели громкие песни.

После этого мама окончательно поняла, как ей не повезло с зятем. Она ни разу не назвала его по имени, предпочитая вариации: «этот», «этот тип» или «твой».

Архетипичная конфронтация «теща — зять» стала проблемой, потому что жить пришлось с родителями. С отцом Макс уживался нормально, что еще больше бесило мать. Оленьке очень быстро надоело жить в состоянии непрерывного стресса.

Она поконсультировалась с профкомом и выяснила, что единственный способ получить жилье (хотя бы в общаге) — это обзавестись ребенком. Возможно, если бы она представляла себе, чем это кончится, то…

Но Оленька не представляла и представлять не желала. У нее была проблема с жильем, и она эту проблему решала. Через два месяца она отнесла справку от гинеколога в профком, а еще через две недели заявилась домой с красивым кремовым тортом.

— Это в честь чего? — подозрительно спросил Макс (обычно его молодая жена не поощряла лишние траты).

— Готовься, муж, — ответила сияющая Оленька, — через полгода съезжаем отсюда в семейное общежитие. Вот решение профкома.

Макс взял в руки заветную бумажку, но радости почему-то не продемонстрировал.

— Эй? — Оленька захлопала глазами. — Ты что? Мы же так мечтали отсюда вырваться.

— Мечтали. Только я мечтал, если помнишь, денег на кооператив заработать.

Оленька повисла на любимом муже и принялась его щекотать.

— Заработаешь, все заработаешь, но это еще когда будет. А общагу нам с нового учебного года дают.

Щекотка оказало обычное свое благотворное действие, муж разулыбался.

— А почему не сейчас? Да не лезь ты! Дай почитать… Что?! Ольга, авантюрист белобрысый! Ты им сказала, что у нас будет ребенок!

— Ну да. Конечно!

И тут Оленька вдруг поняла, что в суете согласований забыла сообщить мужу о том, что скоро его род будет продолжен.

— Ой… — сказала она упавшим голосом.

…В тот вечер они впервые серьезно поругались. Макс даже заявил, что собирает вещи и уходит. И тут Оленьке вдруг стало очень плохо. То ли нервы сдали, то ли токсикоз прорезался… Короче, никуда Максим не уехал, а всю ночь звонил в «скорую», требовал что-то от врачей, трясся над ней.

Оленьку такое поведение супруга вполне устроило. В последующие семь с половиной месяцев она не раз решала свои проблемы легким закатыванием глаз и полуобмороками. Даже бледнеть научилась по собственному желанию.

Но потом артистической карьере пришел конец: родилась Лиза.

Ноябрь 1986 года

Макс тихо-тихо, на цыпочках добрался до двери, ласково повернул ручку.

— Куда? — Оля стояла в проеме кухонной двери, невыспавшаяся и лохматая.

— В общагу, — как можно небрежнее ответил Макс, — конспект забрать.

— Не ври. До сессии еще два месяца, на черта тебе конспект.

Максим повернулся. Тихое бегство не получилось, теперь нужно было пробиваться с боем.

— К любовнице!

По расчетам Макса, жену это известие должно было сразить наповал. Но Оленька только сузила глаза и сказала:

— Имей в виду, квартира записана на папу, тебе ничего не обломится.

— Да подавись ты своей квартирой!

— Не ори, ребенка разбудишь.

Минуту они смотрели друг другу в глаза.

И вдруг Макс совершенно изменился в лице, его аж перекосило от злости.