Читать книгу - "Змия в раю - Леопольд фон Захер-Мазох"

— Держите карман шире, по вам палка плачет.

Менев схватил нагайку, евреи выскочили за дверь, только портной испуганно застыл на месте, загородившись от рассерженного барина кацавейкой, точно щитом. На помощь Меневу пришла Зиновия. Она осмотрела кацавейку, выразила удовлетворение и незамедлительно расплатилась. Портной по-восточному велеречиво выразил свой восторг, а потом с облегчением выскользнул на улицу к остальным.

Менев запер дверь и затем через открытое окно вступил с заимодавцами в переговоры.

— Чего вы хотите? — с отеческой мягкостью проговорил он, когда понял, что ни о чем конкретном договориться с ними нельзя. — Ни у кого в доме нет денег, кто же при таких обстоятельствах сможет вам заплатить? Наберитесь терпения, и все будет чин чином.

— Сколько ж нам еще терпеть-то?

— Две недели.

— Исключено.

— Тогда идите все к черту! — захлопнул окно Менев.

Однако евреи не утратили ни наглости, ни терпения. Они взяли дом в осаду, расположившись на ступеньках крыльца, на лавках и досках во дворе, и принялись коротать время, кто как умел. Одни резались в карты, другие играли маленькими костяшками в мюле,[90]предварительно начертив на доске кусочком угля необходимые линии. Двое молились. Третий стриг ногти, четвертый читал «Разбойников» Шиллера. Значительная группа собралась вокруг большой бутыли водки и хором во все горло распевала:

Ведем мы вольное житье,

Ведь жизнь полна блаженства.

И снова во двор вкатила коляска, из которой выбрались Винтерлих с Феофаном. Оба — смущенные и присмиревшие.

— Что хорошего скажете? — завидев их, обратился Менев к первому.

Винтерлих пожал плечами.

— Ничего особенного, уважаемый друг.

— Но я же вижу, у вас что-то на душе…

— У меня? Ничего, абсолютно ничего.

Феофан смотрел в пол и вздыхал. Тарас накрыл стол. Семья собралась к обеду. Тут появился Карол и сразу подал Меневу почту, принятую им по дороге от курьера. Кушали суп, когда Менев распечатал большой конверт, скрепленный официальной печатью, и с нарастающим негодованием прочитал письмо.

— Вот, дожили! — воскликнул он, ударяя кулаком по столу. — Феофан подрался с Гольдманом, и директор мне сообщает, что сын мой исключен из гимназии.

— К сожалению, так и есть, — взял слово Винтерлих, — но и это еще не все. Мне не хотелось быть первым, кто принесет роковое известие, я постоянно предостерегал Феофана, и моей вины в случившемся нет.

— Что, собственно, произошло? — испуганно спросила Аспазия.

— Феофан сутки провел под арестом, и вдобавок эта история попала в газеты.

Винтерлих развернул печатный листок, тот пошел по рукам и в конце концов незаметно перекочевал в пекарню, где как раз находился Онисим.

— Послушай! Да ты в своем уме? — закричал на сына Менев. — Какой срам! Так-то ты отплатил добром за добро? Вот я тебе покажу сейчас, как позорить наше имя!

Старый барин вскочил на ноги и схватил длинный чубук. Все закричали и беспорядочно заметались. Аспазия вытолкала Феофана за дверь, Зиновия обхватила Менева руками, а Карол отобрал у него чубук.

Потребовалось время, чтобы буря улеглась и обед мог быть продолжен. Каждый смущенно глядел в свою тарелку, никто не произносил ни слова, слышны были только вздохи да позвякивание столовых приборов.

Во время десерта вошел священник, сопровождаемый Февадией.

— Вы уже слышали о постигшем нас несчастье? — проговорил он растерянно.

— Я все знаю, — загробным голосом ответил Менев.

— Моих сыновей тоже отчислили, — вскричал священник, — что выйдет из этих бездельников?

Никто не нашелся, что ответить. И опять на некоторое время повисло молчание.

Между тем Онисим спешно известил своего барина о происходящем в Михайловке, и тот галопом поскакал туда.

Теперь настал его черед действовать. Первой во дворе он встретил Зиновию и отвел ее в сторону.

— Пора положить этому конец, — начал он. — Я сдержал слово, и этого достаточно, я не мстителен. Они все наказаны и, вероятно, суровее, чем заслужили.

— Что?! Я совершенно не понимаю, о чем вы.

— Вам известно, как заносчиво здесь в свое время со мной обошлись и с какими предсказаниями я тогда ушел, — продолжал Сергей. — Мои слова более чем сбылись. Вы, сами того не ведая, оказались моей союзницей — прекрасной змией этого рая. Всеобщее грехопадение произошло раньше, чем я мог надеяться. Теперь ваша задача выполнена, и вот-вот появится херувим с огненным мечом.

— Что вы намереваетесь предпринять? — спросила Зиновия.

— Первым делом — произвести большой взаиморасчет, — ответил Сергей, — ибо за мной не должно оставаться долга. А затем, если ко мне обратятся за помощью, — разрешить возникшие проблемы так, что, как я надеюсь, все стороны останутся довольны.

— И я тоже?

— И вы тоже.

— Хорошо, можете на меня рассчитывать.

— Прежде всего, прошу вас сохранять серьезность, когда я буду держать речь.

— Буду стараться изо всех сил.

— Далее — я заклинаю вас с этого момента вести себя абсолютно пассивно.

— Это я вам также обещаю.

— Одно ваше слово может все испортить.

— Я буду нема как рыба.

— Когда же я уеду, вы просто предоставьте всех, без исключения, их судьбе, не давайте никаких советов и никому не оказывайте помощи.

— Поостерегусь.

— Пусть все думают, что вы находитесь в такой же безысходной ситуации, что и остальные.

— Сделаю все, чего вы желаете, Сергей, вы останетесь мною довольны, — ответила она. — Но не сбрасываете ли вы со счетов Наталью, которая вмиг обретает мужество и энергию, как только кому-то требуется ее помощь?

— Ей это не по плечу.

— Было бы неплохо склонить кредиторов как можно дольше оказывать нам честь своим посещением — так долго, пока хозяева дома не кинутся искать вашего содействия.

— В этом есть резон.

— Итак, я подам вам знак.

— Хорошо, но с исключительной осторожностью. Никто не должен догадаться, что между нами существует договоренность.

— Не беспокойтесь, — сказала Зиновия, задумчиво окидывая взглядом сад. Затем она с любезной улыбкой медленно повернула красивое лицо к Сергею. — Собственно говоря, мой друг, меня вы тоже здорово одурачили.

— Вы невольно участвовали в моей шахматной партии, — ответил Сергей. — Раньше я не сообщал вам о своих планах лишь оттого, что чувствовал: вы выиграете мне партию, только если не будете их знать. Потому я и счел за лучшее сохранить секрет при себе. Но вашим доверием я никоим образом не злоупотребил.