Читать книгу - "Роковое совпадение - Джоди Пиколт"

— Я пришла к заключению, что шанс на совпадение ДНК спермы в исследуемых локусах с ДНК выбранного в случайном порядке, не состоящего в родстве с донором ДНК человека составляет один к шести миллиардам.

Квентин смотрит на присяжных:

— Шести миллиардам? Но приблизительно таково и есть население земного шара?

— Полагаю, что так.

— А какое отношение это имеет к костному мозгу?

Фрэнки ерзает на стуле:

— После того как я представила результаты экспертизы, прокуратура попросила меня еще раз пересмотреть результаты в свете истории болезни отца Шишинского. Семь лет назад ему делали пересадку костного мозга, а это означает, если простыми словами, что его кровь была на длительный срок позаимствована… у донора. Это также означает, что ДНК, которую мы выделили из крови, — ДНК, которая совпала с ДНК спермы на трусиках, — принадлежит не отцу Шишинскому, а скорее его донору. — Она смотрит на присяжных, убеждается, что все понимающе кивают, и продолжает: — Если бы у отца Шишинского взяли образец слюны, спермы, даже кожи — все, что угодно, кроме крови, — мы бы исключили его как донора, который оставил сперму на детских трусиках.

Квентин хочет, чтобы до присутствующих дошел смысл сказанного:

— Секундочку. Вы хотите сказать, что если человеку пересадили костный мозг, то у него в организме два различных типа ДНК?

— Именно. Это крайне редко встречается, поэтому и является исключением, а не правилом. Поэтому ДНК-анализ и является самой точной уликой. — Фрэнки достает еще один отчет с результатами анализов, более поздний. — Как вы здесь видите, существует вероятность того, что у человека, которому была произведена пересадка костного мозга, будет два различных ДНК-профиля. Мы извлекаем зубную пульпу, которая содержит и ткань, и клетки крови. Если у человека пересажен костный мозг, клетки ткани будут показывать один ДНК-профиль, а клетки крови — другой.

— И вы с этим столкнулись, когда извлекли пульпу из зуба отца Шишинского?

— Да.

Квентин в притворном изумлении качает головой:

— Следовательно, как я понимаю, отец Шишинский был одним на шесть миллионов, чья ДНК совпала с ДНК, обнаруженной на белье… но он ее не оставлял?

Фрэнки складывает документ и кладет в свою папку.

— Совершенно верно, — отвечает она.

— Вы работали с Ниной Фрост по некоторым делам, не так ли? — через мгновение спрашивает Фишер.

— Да, работала, — отвечает Фрэнки.

— Она очень дотошная, ведь так?

— Да. Она из тех прокуроров, которые постоянно звонят и перепроверяют результаты, отправленные нами по факсу. Она даже приезжала в лабораторию. Многие прокуроры даже не удосуживаются позвонить, а Нина на самом деле хотела убедиться, что во всем разобралась. Она любит все отслеживать от начала до конца.

Фишер искоса смотрит на меня: «Мне ли не знать!» Но произносит другое:

— Для нее важно располагать неопровержимыми фактами, верно?

— Да.

— Она не из тех, кто принимает поспешные решения или полагается на непроверенные данные?

— Я подобного не замечала, — признается Фрэнки.

— Когда вы пишите заключение экспертизы, мисс Мартин, то ожидаете, что оно будет точным, я прав?

— Разумеется.

— В действительности вы в своем отчете указали, что шансы на то, что кто-то другой, а не отец Шишинский является донором спермы на трусиках Натаниэля Фроста, меньше, чем один к населению земного шара?

— Да.

— Вы никак не указали в своем отчете по этому делу, что подозреваемому была произведена пересадка костного мозга, верно? Потому что это настолько редкий случай, что даже вы, настоящий ученый, не могли бы это предположить?

— Статистика есть статистика… приблизительный расчет.

— Но когда вы переслали первые результаты в прокуратуру, вы были готовы просить прокурора ссылаться именно на них?

— Да.

— Вы были готовы просить двенадцать присяжных основываться на этой улике, чтобы осудить отца Шишинского?

— Да, — отвечает Фрэнки.

— Вы были готовы просить судью опираться на эти результаты, когда он будет выносить наказание отцу Шишинскому?

— Да.

— И вы были готовы просить Нину Фрост, мать мальчика, ищущую успокоения, основываться на этих результатах?

— Да.

Фишер поворачивается к свидетелю:

— В таком случае, мисс Мартин, неужели вас удивляет, что она так и поступила?

— Разумеется, Квентин протестовал, — бубнит Фишер с набитым пиццей с пеперони ртом. — Дело не в этом. Важно то, что я не снял вопрос до того, как отпустил свидетельницу. Присяжные обязательно учтут этот нюанс.

— Вы слишком верите в присяжных, — возражаю я. — Я не хочу умалять этот фантастический перекрестный допрос, Фишер, но… Осторожнее, сейчас капнете соусом на галстук!

Он опускает глаза, перебрасывает галстук через плечо и смеется.

— Нина, вы смутьянка! Как полагаете, в какой момент на своем процессе вы по-настоящему станете поддерживать защиту?

«Никогда», — думаю я. Вероятно, для Фишера, работающего адвокатом защиты, намного проще оправдывать поступки людей. В конечном итоге, когда ежедневно приходится находиться рядом с преступниками и сражаться за их свободу, человек либо убеждает себя, что у них были причины совершить преступление… либо относится ко всему исключительно как к работе, и если и лжет от их лица, то только во имя хорошо оплачиваемых часов. После семи лет работы прокурором весь мир четко делится на черное и белое. Само собой разумеется, было довольно легко убедить себя в том, что я поступила по справедливости, когда думала, что убила педофила. Но простить убийство невинного человека… Знаете, тут даже Джонни Кокрана, известного чернокожего адвоката, время от времени будут мучить кошмары!

— Фишер! — негромко окликаю я. — Вы считаете, меня следует наказать?

Он вытирает руки салфеткой.

— Разве я сидел бы здесь, если бы так думал?

— Вы, наверное, выстояли бы и на арене с гладиаторами, учитывая то, как вы держитесь.

Он перехватывает мой взгляд и улыбается:

— Нина, расслабьтесь. Я обязательно добьюсь для вас оправдательного приговора.

«Но я его не заслуживаю». Правда лежит на поверхности, даже если я и не могу произнести ее вслух. Какой прок в юридическом процессе, если люди могут решать, что их мотивы выше закона? Если выбить из основания один кирпичик, сколько сможет простоять вся система?

Может быть, меня и можно простить за желание защитить своего ребенка, но существуют множество родителей, которые защищают своих детей, не опускаясь до преступления. Я могу уверять себя, что в тот день думала только о своем сыне, что поступала исключительно как настоящая мать… но истина в том, что это не так. Я выступила в роли обвинителя, который не стал доверять судебной системе, когда дело коснулось его лично. В роли прокурора, который лучше знал, что делать. Именно поэтому я заслуживаю наказания.