Читать книгу - "Книга Дины - Хербьерг Вассму"

Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил; я искала его и не находила его; звала его, и он не отзывался мне.

Книга Песни Песней Соломона, 5:6

Все говорили только о войне. Прежде всего она отразилась на квашне с тестом. Белое море в то лето было блокировано англичанами, и русские лодьи с мукой не пришли. Уже давно ходили слухи, будто положение настолько серьезно, что купцы в Тромсё собираются сами идти на восток. Люди не могли взять в толк, почему от войны в Крыму должны страдать жители севера.

А тем временем шхуна «Матушка Карен» готовилась выйти в Берген. Когда-то она обошлась Иакову в три тысячи талеров. Он приобрел ее в тот год, когда в Фагернессете услыхал, как Дина играет на виолончели.

Длина киля у шхуны была двадцать четыре локтя, и она могла принять до четырех тысяч вогов рыбы.

Иаков считал, что совершил удачную покупку, и был очень доволен.

Команда, как правило, состояла из десяти человек.

Шли годы. Шхуна успела потемнеть, но и теперь, полностью загруженная, она спокойно ждала последние корзины с продовольствием, попутных пассажиров и матросов. Она была сработана на совесть и могла нести свой груз в любую погоду. Широкий остов, клепаные шпангоуты, солидные гвозди выдерживали любую нагрузку.

На обрезанной корме находилась белая каюта с круглыми иллюминаторами. Иаков попросил одного знакомого из Раны вырезать орнамент в стиле рококо и древненорвежской резьбы. Он не любил новомодный обычай делать квадратные окна. На судне квадрату не место, считал он. Это претит морским духам и богам.

Андерс не противоречил ему. Его больше интересовали паруса, штурвал и грузоподъемность. Так было и теперь. В каюте были две койки и стол. Каждая койка задергивалась пологом и была достаточно широка, чтобы в случае необходимости на ней могли поместиться двое.

Каюту заняли Дина и Андерс. Перед самым отходом штурману Антону пришлось перебраться в тесный кубрик на носу шхуны. Но это его не обидело.

Над каютой и кубриком лежала прочная палуба с небольшим возвышением. А вообще — то шхуна была открытая, и думали здесь не об удобствах, а как бы взять побольше груза.

Шхуну снаряжали опытные руки.

Внизу в трюме стояли тяжелые бочки с рыбьим жиром и лежали связки кожи. Сушеная рыба была уложена вокруг мачты. Она была плотно укрыта от сырости и морских брызг.

Вдоль бортов, от каюты до кубрика, был сделан широкий тесовый настил, предохраняющий груз от волн и дождя.

Мачта была особой гордостью Иакова. Сделанная из цельного ствола, она высоко возносилась над поручнями. Иаков сам ездил за ней в Намсус. Она крепилась шестью вантами, не считая бакштагов и штагов. Нижняя часть мачты входила в гнездо и крепилась могучими деревянными блоками.

Прямой парус имел в ширину двенадцать метров, а в высоту — шестнадцать. В случае непогоды его можно было зарифить, а в сильный шторм и вовсе убрать.

И наоборот: поставив топсель, поверхность паруса можно было значительно увеличить. Тут уж хватало работы для всей команды.

На флагштоке на корме развевался старый Даннеб-рог1[12]с норвежским львом. Это было сделано в честь матушки Карен. Она не могла примириться со шведским королем Оскаром. Считала, что он слишком легковесен, но подробнее свою мысль не объясняла. Они с Андерсом много спорили на эту тему. Но Даннеброг так и остался на «Матушке Карен», хотя у всех на побережье вплоть до самого Бергена это вызывало улыбку. В Рейнснесе считались с желанием матушки Карен, ссориться с крестной матерью судна было чревато несчастьем.

Штурмана звали Антон Донc. Это был плотный, невысокий человек, очень умный и обладавший чувством юмора. Но шутить с ним не решался никто. Характер у него был трудный. Примерно раз в год у штурмана случался приступ бешенства, как правило во время поездки в Берген. Особенно если кто-нибудь из команды позволял себе неуместные шутки.

Водка в море считалась смертным грехом. Повинного в этом грехе штурман мог вздуть собственноручно. Он не ждал, пока бедняга протрезвеет и начнет соображать. Так что одно похмелье на «Матушке Карен», которой командовал Антон, было куда тяжелее, чем семь похмелий на суше среди лошадей и баб.

Хороших штурманов на свете не так-то много, приходилось принимать Антона таким, каким он был. Зато побережье он знал, как пробст Библию, — в этом не сомневался никто.

При сильном ветре Антон становился суров и молчалив, но во время шторма, казалось, вступал в сговор и с Богом и с дьяволом.

Говорили, будто в молодости Антон однажды так прочно посадил судно на скалы, что просидел на них трое суток, пока его не сняли. Этого ему хватило на всю жизнь.

Нужно было обладать большим мастерством, чтобы вести «Матушку Карен» с ее сложным такелажем. Особенно при сильном и неблагоприятном ветре. В таких случаях бесполезно обращаться к Богу за помощью, если на судне нет опытного штурмана. Такого, который знал бы все рифы и шхеры и правильно определял скорость и направление ветра.

Ходили слухи, что однажды Антон привел шхуну из Бергена в Тромсё за шесть суток. А для этого одного попутного ветра было бы мало, смеялся Антон.

Вениамин стоял у окна в Доме Дины и смотрел на суету возле «Матушки Карен». Он злился и был безутешен.

Сундук Дины уже увезли и поставили в каюту. Дина поедет далеко-далеко, в Берген. Вениамин не мог смириться с этой мыслью.

Дина должна всегда быть в Рейнснесе. Иначе мир рухнет.

Он испробовал все уловки. Плакал и бранился. Его тело словно скрутило штопором, когда он узнал, что Дина отправляется в Берген.

Она не смеялась над проявлением его гнева. А только твердо положила руку ему на затылок и молча сдавила его.

Сперва Вениамин не понял, что это должно означать. Но потом догадался — это следовало считать утешением.

Она не обещала ему интересных подарков, не говорила, что скоро вернется. Не объясняла, что ехать ей необходимо.

И когда он швырнул ей в лицо, что женщины не ездят в Берген, она спокойно сказала: