Читать книгу - "Русский лабиринт - Дмитрий Дарин"

Они потерялись еще в детстве на вокзале города Н-ска. Вернее сказать, потерялась она – маленькая робкая девочка с русой косой, перетянутой шикарным голубым бантом, и испуганными васильковыми глазами. Проезжающие невольно любовались маленькой русской красавицей, и никому не приходило в голову подойти и спросить, почему васильки в глазах такие мокрые. Никому, кроме пожилой женщины, торговавшей здесь же пирожками.

– Что у нас такой цветочек и в слезах? – Женщина достала из сетки платок, и девочка послушно уткнула в него курносый носик.

– Мм-а-ама потерялась, – еле сдерживаясь, чтоб не зареветь в три ручья, всхлипнула девочка.

Женщина покачала головой в вязаном платке.

– Ишь ты, мама у нее потерялась. Это ты потерялась. Как тебя зовут-то?

– И б-бра-атик. – Девочка доверчиво заглянула в глаза незнакомой тетеньке.

– И братик? Эх ты… как зовут тебя, говорю?

– Ле-е-на. – Девочка, почувствовав близкую помощь, стала всхлипывать меньше.

Женщина выпрямилась и взяла ребенка за руку.

– Пойдем, Леночка, искать твою маму и братика. А папка не потерялся?

Девочка семенила рядом с торговкой, словно преданная собачонка.

– Не, папка не потерялся. Только его все равно нету.

– Не потерялся, а нету?

– Мама говорит, что он давно в лес ушел, ну в эту… тайгу. Он… это… геолог.

Женщина вздохнула, поправила свободной рукой платок и тихо себе сказала:

– Знаем мы этих геологов. К другой сбежал, детей на мать бросил. Все они… геологи.

– А мы в этом поезде ехали, – сказала девочка, показывая на вагоны.

– Точно, в этом? А не в том? Или вон в том?

Девочка от волнения стала грызть ногти.

– Не зна-а-ю, те-тенька. – Лена снова была готова зареветь.

– А раз не знаешь, мы пойдем к милиционеру, там объявление дадут по вокзалу, найдутся твои мама с братом.

– А милиционер добрый? – на всякий случай спросила Лена.

– Да уж, – неопределенно вздохнула торговка, – добрее просто не бывает.

В отделении при вокзале мятый сержант недовольно взглянул на женщину с ребенком.

– Ты, Михеевна, все время какие-то хлопоты доставляешь. То граждане от твоих пирогов травятся, то крадут их у тебя. Теперь вот… – Сержант кивнул на девочку.

Женщина укоризненно покачала головой.

– Ты что, не православный, что ль? Окстись, видишь, ребенок потерялся. Ты – власть, должон меры принять.

Сержант покряхтел, но достал бланк и уставился на девочку.

– Так, значит. Как тебя зовут, как фамилия, сколько лет, с кем ехала и куда, как мать зовут…

– Да ты не гони так, маленькая ведь совсем. – Михеевна снова покачала головой. – Лена ее зовут. Леночка, а как мамино имя?

– Мамино? Галя… Галина… – Лена переводила взгляд с милиционера на женщину.

– Хорошее имя. Главное – редкое, – прокряхтел сержант и помассировал виски. – Дальше, значит. Фамилия какая?

– Фа-а-милия? – У девочки от ужаса распахнулись глаза – от волнения она ее забыла. – Фа-а-милия? Я не-е по-омню.

– Послушай, Коля… Николай Степаныч. Пока ты тут протоколы пишешь, у них поезд уйдет. Дай объявлению по вокзалу, что девочка Лена потерялась… Тебе, Леночка, сколько годков? Ну вот – шести лет. У мамаши все и расспросишь. – Михеевна устало присела на скамейку напротив дежурного, не выпуская девочкиной руки.

– Ты, Михеевна, не указывай здесь. Может, они как раз прибыли. И вообще шлепай по своим делам. Без тебя как-нибудь разберемся. – Как бы для весомости указания сержант водрузил фуражку, лежавшую до этого на столе.

Михеевна снова вздохнула, достала из сетки пару пирожков.

– Леночка, один с мясом, другой с капустой. Уже остыли немного, но все равно вкусные. Поешь маленько, пока мамка найдется.

– Тетенька, не уходите, пожалуйста! Мне одной страшно… – Девочка снова захлюпала носом.

– Ничего, малышка… дядя милиционер, он… добрый. Найдет твою маму Галю. А мне, вон видишь, идтить надо. Ну, не плачь, все будет нормально. – Михеевна поднялась с лавки и вышла из отделения.

Объявление по вокзалу прозвучало только минут через пятнадцать – двадцать. Разобрать, что там говорилось, было нелегко, старый динамик шипел и хрипел. Михеевна, услышав слово «потерялась», выглянула из своего ларька, как будто ожидала кого-то увидеть, к примеру, бегущую, запыхавшуюся маму Галю. Но никто никуда не бежал, разве какой-то опаздывающий пассажир с чемоданом. Объявление повторили еще раз, потом пошли сообщения о прибывающих и отходящих поездах. Под конец дня, пересчитав выручку и забрав с собой оставшийся товар, Михеевна пошла было домой – она жила одна неподалеку в старом деревянном домишке с голубыми наличниками, – но на полпути остановилась. Потоптавшись немного на одном месте, Михеевна покачала головой, прошептала что-то про себя да и направилась в отделение. Сердце ее не обмануло: на скамейке сидела зареванная Лена, сержанту Коле было не до нее – оформлял местного бомжа, в обезьяннике молодые менты кого-то били.

– Те-е-тенька, а ма-ма не при-и-шла. – Лена вскочила и уткнулась лицом в Михеевне в живот.

– Эх, ну надо же. Мамаша, тоже мне. – Михеевна гладила девочку по русой головке, стараясь не сбить бант.

Этот великолепный бант смотрелся в отделении странно и нелепо, как будто в душную прокуренную комнату с воли залетела огромная бабочка-махаон с голубыми крыльями. Михеевна посмотрела на сержанта, потом на девочку.

– Коль, а Коль!

– Ну чего тебе еще? Видишь занят. – Сержант мельком взглянул в ее сторону.

– Да я вот подумала… мамаша-то ребенка не забрала, а ночь уже на дворе. Заберу-ка я ее к себе пока. Найдется эта… мама, так заберет. А, Николай Степанович?

– Не положено, Михеевна. Оформим в детприемник.

– Ну какой приемник, Коля? Такого ангелочка – и в приемник. Она же не из детдома или колонии сбежала, а потерялась. Ей сейчас домашний уход да ласка нужны, а ты – приемник. И найти ее будет легче – все же знают, где я живу. А, Николай Степаныч?

Сержант еще раз посмотрел на девочку. Возиться с лишними документами к вечеру ему не хотелось.

– Ну ладно. Напиши заявление, как ты ее нашла, привела, ну и что, соответственно, забираешь на временное проживание, пока родственники не найдутся. Напиши также, что обязуешься отдать им ребенка по первому требованию. Ну и адрес места жительства, подпись, число, чтоб все чин по чину. Вон тебе бумага и ручка, пиши уж, сердобольная ты наша.