Читать книгу - "Любовь властелина - Альберт Коэн"

Ну и вот, бабуиниха продолжает свою возвышенную беседу с симпатичным бабуином, она с радостью отмечает, что обо всем он думает так же, как она, о скульптуре, литературе, культуре, натуре. «А я еще люблю народные танцы», — говорит она, стрельнув в него глазками. Да что за народные танцы, за что они их любят? — Он так спешил высказаться, так старался быть убедительным, что его фразы сталкивались между собой, теряя правильную форму. — Народные танцы — это когда парни прыгают и трясутся изо всех сил, показывая этим, что не знают усталости и могут хорошо и долго копать. Конечно, женщины никогда не признаются, какова истинная причина их восхищения, и опять прикроют ее возвышенными фразами и объяснят тебе, что им нравятся народные танцы за то, что это фольклор, традиция, родина, маршалы Франции, родные деревни, радость жизни, витальность. Что значит витальность в устах женского пола, все знают, и Михаэль может объяснить это лучше меня.

Но вот в клетку сажают более крупного бабуина, который молодцеватей стучит себя в грудь, прямо как гром небесный. А недавний объект восхищения не может и слова вымолвить, ведь он мельче и не такой мощный стукач. Он отрекается от престола и воздает почести большому бабуину: становится на четвереньки, принимая позу самки, позу подчинения, что вызывает у бабуинихи отвращение, переходящее в смертельную ненависть. Так и ваш муж только что — его молчание, постоянная восхищенная улыбка, подобострастно и сдержанно сглатываемая слюна. А как он сгибался почти пополам, чтобы изобразить напряженное внимание, когда я что-то говорил! Все это — почести, которые воздает женственность способности приносить вред и ее высшей степени — способности убивать, я еще раз это повторяю. То же самое — целомудренные, растроганные, почти влюбленные улыбки, когда король закладывает в здание первый камень! То же самое — восхищенный смех, которым приветствуют совершенно не смешную шутку важной персоны! То же самое — недостойное и низменное уважение атташе кабинета, деликатно и скрупулезно осушающих промокашкой подпись министра по мирным договорам! Ох уж этот вечный дуэт человеческих существ, этот тошнотворный бабуинский припев! Я больше тебя. Я знаю, что я меньше вас. Я больше тебя, я знаю, что я меньше вас. Я больше тебя, я знаю, что я меньше вас. И так далее, везде и всюду. Все бабуины! Да, я уже говорил все это только что, и про вашего мужа, и про восхищенный смех, и про атташе. Простите, но эти маленькие бабуины сводят меня с ума, я их нахожу в каждом углу, в любовных позах.

И точно как я в этот момент, большой бабуин в клетке говорит громко, с энергичными жестами, говорит по-хозяйски с бабуинихой, которая смотрит на него восхищенными глазами. Он такой обаятельный, вполголоса говорит она старой подруге-бабуинихе, которая уже вышла в тираж, у него такая милая улыбка, я знаю, что в душе он очень добрый. А пауки! Вам знакомы нравы пауков? Они требуют, чтобы самец доказывал свою любовь, совершая прыжки! Вот так. — Поджав ноги, он перепрыгнул через столик. Внезапно устыдившись, почувствовав себя смешным, он закурил сигарету, лихорадочно заглатывая дым. — Это чистая правда, я могу показать вам книгу. А если муж не прыгает и не кружит целыми днями, что поделаешь, он лишается привязанности паучихиной души, и она вскоре отправляется к морю с новеньким паучком, который вовлечен в эту любовь всего лишь несколько дней и потому прыгает и скачет с удовольствием. Это паучок-негр! Знайте, они обожают негров, но это секрет, они шепчутся об этом между собой ночью при свете луны, подальше от их белых партнеров. И вот у ласкового моря, шумящего прибоем, несчастный совершает прыжки пяти, шести или даже семи сантиметров в высоту, и тогда она обожает его.

Он остановился, радостно ей улыбнулся, он наслаждался своими паучками и даже забыл про третий межреберный промежуток. От удовольствия он подбросил вверх орден командора и поймал его на лету.

— Но вдруг — трагедия! Примчался третий паучок и его пируэты даже лучше, чем у негра! И тогда паучиха говорит себе: вот он явился, сказочный паучок, паучок ее мечты! Развод! Третий брак! Пьянящая поездка к новому морю с новым паучком! Медовый месяц в Венеции, где дурочка на полную катушку наслаждается камнями и красками, упивается своей «артистицкой» натурой и вовсю щурится, чтобы лучше разглядеть гениальный желтый мазок в углу картины и обнаружить там тысячу чудес, а вокруг пасугся на эстетических пастбищах тысячи овец, и так ей хорошо в этой Венеции, потому что кругом поэзия, а поэзия кругом потому, что полно банковских билетов в бумажнике и номер у них в дорогом отеле.

Но поскольку на исходе шести недель бедный третий муж скачет куда как меньше, он обессилел и погряз в супружеской рутине, он подустал от физиологического начала и вновь задумался о социальном, что надо бы продолжить работу и пригласить ван Вриесов, он стал рассказывать о своем карьерном росте и болях в коленях, и она внезапно поняла, с присущей ей возвышенностью, как же ошибалась в нем. Без этого никогда не обходится, без внезапного понимания, как же она ошибалась. И тогда она решает поговорить с ним честно и благородно, и, для пущей торжественности, водружает на голову высокий золотой тюрбан. Дорогой третий паучок, говорит паучиха, стиснув мохнатые лапки, будем достойны друг друга и расстанемся красиво, без ненужных упреков. Давай не станем портить бесполезной перебранкой светлые воспоминания о пережитом счастье. Я буду говорить тебе правду и только правду, дорогой мой, а правда в том, что я больше не люблю тебя. Без этого тоже никогда не обходится, без фразы «я тебя больше не люблю». Притворяться было бы низостью, продолжает она. Что делать, дорогой мой, я ошиблась. От всей души своей я поверила, что ты вечный паучок. Увы! Знай — в моей жизни важное место занял четвертый паучок. Они любят говорить «занял важное место», а не «сплю с ним». И вот она продолжает, милашка, движимая все более возвышенными чувствами. Видишь ли, я люблю его всем сердцем, потому что он паучок из паучков, редкой, можно сказать, души паучок, наделенный высочайшими моральными качествами. Сам Господь пожелал, чтоб он встретился на моем пути. Ах, как я страдаю, ведь я, очевидно, наношу тебе смертельный удар! Но что поделаешь? Я хочу жить по законам правды, я не умею лгать, мои уста и моя душа должны быть чисты. Прощай, дорогой, и думай иногда о твоей малышке Антинее. Или же она предлагает в конце своей речи последний раз переспать, в знак искреннего расположения и на добрую память. Но чаще всего она в заключение говорит: «Ну, будь сильным, и останемся друзьями».

Я ненавижу ее! — вскричал он, стукнув кулаком по столу так, что зазвенели бокалы. — Я ненавижу ее, ведь она никогда не признается: все случилось потому, что этот четвертый паучок — новенький и ему пора сменить третьего. Нет, они всегда говорят о новой любви, как о повороте судьбы, о неизбежности, о сладкой тайне, о пире духа! И вот, виляя душой и задом, она отправляется в Египет с четвертым, который однажды тоже ее разочарует, когда она обнаружит, что у него бывает печеночная колика, точно так же, как у мужа!

А мушки-толкунчики! Он тоже должен проявить силу, несчастный самец этой мушки! Мушка требует. Ах, ну да, я уже вам о них рассказывал. А еще канарейка! Для канарейки, чтобы она согласилась ощутить любовное волнение и, как следствие, снести яичко, необходимо, чтобы несчастный кенар был спортивен и энергичен, чтобы я свиристел громче других канареек и чтобы я грозно топорщил перышки на шейке, танцевал бандитские танцы и воинственно поднимал крылья! Бедный я, бедный! А если я буду мирным, она от ярости выклюет мне глаза.