Читать книгу - "Полцарства - Ольга Покровская"

– Ушла спать под стол, – сказал Болек и открыл дверь кухни.

Ася скупо погладила расплясавшуюся от радости собаку.

– Позавтракаешь со мной? Расскажу, как переночевали! – предложил Болек, хотя уже видел: ни хлынувший из двери запах славного колумбийского кофе, ни даже фирменная улыбка волшебника не помогли. Единственное, что оставалось, – принять и разделить Асин тон.

– Спасибо, не могу, – сухо сказала Ася. – Мне надо Марфушу к Пашке, а потом у меня утренняя группа. И ещё надо придумать, какую пошлость будем сегодня рисовать, чтобы этим дурам понравилось.

– Понятно. Будете с барышнями рисовать что-нибудь миленькое… – мягко перефразировал Болек. – Видишь ли, Ася, на свете очень мало подвижников! Редко, когда попадётся хотя бы один на группу. А обычным людям порой очень хочется нарисовать что-нибудь, просто для радости, без высшего смысла – это придаёт им сил. Ты придаёшь им сил, понимаешь?

– Не надо меня тут нейропрограммировать! – отрезала Ася.

– Кстати, у меня тоже сегодня семинар. Целый зал честолюбцев – и ни одного подростка, который просто хотел бы стать ветеринаром! – сказал Болек.

– Так не ходи! – бросила Ася. – А насчёт подвижников – я, как дурочка, поверила Соньке, что ты место для приюта ищешь. Но оказывается, ты просто спросил там у кого-то, кто уже и думать забыл – все всегда забывают. Зачем тогда зря болтать? Спасибо, конечно, за Марфушу… – смутившись, заключила она и, взяв собаку на поводок, поскорее вышла за дверь.

Болек вздохнул, поднял полотенце, на котором спала Марфуша, и сунул в стиральную машину. Затем вышел на середину комнаты и, глядя в широкий полукруг окна, несколько раз подпрыгнул, болтая руками, как тряпичная кукла. Укрытые дождливыми облаками крыши прыгали вместе с ним.

Расслабив таким образом мышцы, он констатировал, что критический излишек печали удалось вытрясти. С тем, что осталось, можно жить. Через полчаса, свежий, прозрачно-грустный, в тон дождливому утру, Болек вышел на весеннюю улицу.

Его путь лежал в офис на набережной. Сегодня днём он должен был провести трёхчасовой семинар для практикующих тренеров: новый взгляд на бизнес-коучинг или что-то вроде того. Название придумала Софья. Но прежде чем погружаться в опостылевшие дела, Болек решил позволить себе лёгкую трапезу.

Поселившись на новом месте, он первым делом обследовал окрестные заведения и выбрал наиболее подходящее для одиноких воскресных завтраков и позднего чая. Ему понравилась терраса с парой газовых ламп и тихим джазом, не наносящим существенного вреда мыслительному процессу. К тому же ясным утром над старинными московскими особнячками вставало солнце. Подставив лицо его лучам, можно было вообразить себя где-нибудь в парижском кафе с видом на Сен-Жермен-де-Пре. Тем трогательнее выглядела отделка интерьера – пледы и шторы цвета листвы платанов.

В углу, где им был облюбован столик, стоял «пюпитр» с газетами на английском, французском и русском. Болек брал разные, в зависимости от настроения. И особенно хорошо было завтракать в воскресенье, слушая глубокое и округлое пение русских колоколов, столь не похожее на плоский звон Европы. В этом месте, под согревающей плечи лампой он чувствовал себя спокойно. Здесь была та же путаница времён и стран, которую Болек ощущал в себе самом.

Пока несли завтрак, он, подобно миллионам землян, открыл планшет и, смело наступив на те же грабли, зашёл в «почту». Рабочий ящик был полон, но после исповеди об утрате веры Болека не тянуло в него заглядывать, а в личном висело одинокое письмо от бывшей жены. С шевельнувшимся сердцем он посмотрел на приветливо глядевшее с фотографии профиля женское лицо и открыл.

Бывшая супруга выражала надежду, что Болек не станет спорить: платить за обслуживание недавнего «подарка» – маленькой виллы на океане – придётся ему. Без обслуживания всё придёт в негодность и мальчик не сможет там отдыхать, – разумно замечала она.

Письмо сопровождал вопрос – всё ли с ним в порядке? А также ссылка на некий популярный психологический ресурс, опубликовавший материал, посвящённый ему. Название статьи можно было перевести примерно так: «Неужели выгорание?»

Отмена ряда семинаров в городах Европы, а также планы пожить в русской речной глубинке, среди родных, озвученные на петербургской встрече насквозь простуженным Болеславом, заставили автора статьи предположить, что прославленный коуч не в форме. Мастер, настроивший столько сердец, давший стольким людям импульс к великолепной жизненной игре, судя по всему, ныне и сам переживает кризис, – делал вывод журналист. Вопрос в том, приведёт ли это к уходу из профессии или обернётся реформами внутри школы?

Болек прочёл новости о себе, как газету из будущего. Поглядел на имя автора – оно было незнакомо. Вздохнул и, свернув окошко, возвратился к письму жены.

Он перечитал его, обращая внимания на строй фраз и выбор слов. Несмотря на отсутствие прямого шантажа, прилагаемая статья и тон отдельных реплик намекали, что супруге не составит труда посредством нескольких публичных высказываний убить его репутацию «учителя жизни», а вместе с ней и карьеру.

«Ну и славно! Убейте! А то, похоже, харакири мне не по зубам!» – подумал Болек и, кратко отписав, что брать на себя содержание виллы не планирует, занялся стынущим омлетом. Декорация семьи, на фоне которой он строил карьеру, рухнула, непрочные краски стекли с картонных лиц. Теперь – забыть.

Через час, складывая вымокший зонт, Болек заходил в здание бизнес-центра, где они уже третий год арендовали офис. Здесь же, в конференц-зале, проходили значительные мероприятия, вроде мастер-классов заезжих звёзд, а в помещениях поменьше – рядовые занятия.

Залы являлись его местом силы. Резкий запах фломастеров и офисной мебели, «казённое» освещение, мягкие стулья на металлических рамах – всё это был привычный, давно покорившийся ему мир. Он знал, что скоро увидит множество глаз, восхищённых его мастерством, почти влюблённых. Контакт глаз с аудиторией был главным наслаждением таких вечеров. Мгновенный обмен доверием, который мог сделать постороннего человека другом! Что говорить, это была его «зона комфорта», в которой он мог бы прожить безбедно хоть до старости. И вот ведь – всё же не смог! Не смог почему-то.

Войдя в пустое помещение, он подошёл к доске и, взяв зелёный маркер, нарисовал собаку.

– А! Ты уже здесь. Здравствуй! – окликнула его Софья. Она вошла, держа в руке стаканчик кофе, бледная, с маникюром цвета алого мака. Что-то Марфушино было в её глазах – как будто она потерялась и искала помощи. Свободной рукой откинула волосы с плеча и посмотрела на рисунок. – Это что, Асина псина?

– Да бог с ней, – бросив внимательный взгляд на сестру, перебил Болек. – Рассказывай, что ещё у тебя стряслось! И не возражай – ты уже раскололась.

Вчерашняя встреча Софьи с бывшим мужем оказалась сплошным глумлением. Тот как «честный человек» решил донести до неё свои намерения лично. Ему нужна была дочь, и он не сомневался, что сможет убедить суд в том, что ребёнок рискует жизнью, оставаясь с матерью, сбившей на скорости человека. «Может, давай договоримся мирно? – предложил он. – А то я слышал, всё равно ведь тебе в тюрьму!»