Читать книгу - "Высотка - Екатерина Завершнева"

Да, да, у расписания — там и подкараулил. Ты же шьешь, говорит, а нам надо срочно. Мы с Олежкой фирму открыли по околачиванию диванов, ремонтом мягкой мебели занялись. Называется — ты только не смейся — «Дизайн-сервис». Олежка придумал, я не сумел его переубедить. Короче, предлагаю работу — шить мебельные чехлы. Получается приблизительно десять твоих повышенных стипендий — в месяц причем, не в год. Вся организационная сторона за нами — ты, главное, шей хорошо, ничего мне больше от тебя и не нужно.

Гарик серьезный, деловитый. Письмами не бомбардирует, аккуратно обходит острые углы, чтобы я не подумала, что он зачем-то. Привозит на дом рулоны гобелена, велюр, бархат, сатин в полосочку, помогает кроить, ждет, пока я закончу шитье, развлекает философскими беседами. С Митей ровен, но неразговорчив — подозревает, наверное. Итого мир, дружба и хозрасчет — вот новая модель наших отношений, которая меня вполне устраивает, и Гарика, кажется, тоже.

Сообразив, что на заказах как таковых можно заработать больше, сразу же набиваюсь к нему в подручные, перенимать мастерство. За две недели осваиваю полный производственный цикл: потрошу диванные подушки так, чтобы начинка, свалявшаяся до состояния пластилина, не изгадила всю квартиру; ремонтирую пружинный блок; клею внутренние коробочки из поролона, одуревая за день от запаха «Супермомента» и ацетона; шкурю подлокотники, лачу их или вощу, натирая тряпочкой. Ругаюсь, но таскаю на заказы бабушкин «Зингер». Хорошо, когда у хозяев есть машинка, меньше хлопот, но «Зингер» надежней, пришьет так пришьет, а для дивана это существенно — дети скачут, взрослые туда-сюда… Освоила Гариков ящик с железками — степлер, скоба на двенадцать, скоба на семнадцать, тэкс, молоток, плоскогубцы, кусачки, кривые иглы, гвоздодер — знаю эту канитель как свои пять пальцев. Я единственный мастер в команде, который и обивает, и шьет. Очень удобно — подгоняем чехлы на месте, не надо возить на примерку. Олежка, впрочем, опасается высылать меня одну, норовит сунуть напарника, а я не против — должен же кто-то диваны на попа ставить и обратно.

Хозяева сочувствуют, кормят, наливают (почему-то считается, что мастер должен крепко выпить, чтобы работа пошла). Какие вы молодцы! И мы соглашаемся — да, молодцы, и ничего, что шея ноет, и спина, и все пальцы исколоты. Зато впервые в жизни — полная экономическая свобода.

Я теперь другая — читается за версту. Распрямилась, преобразилась, на не работающих руками смотрю свысока. Пролетарий, чудо-девушка, вроде первых летчиц или проходчиков метро, щеголяю профессиональным сленгом, становлюсь похожей на человека, а не на женщину, даже поролон иногда сама на заказы доставляю, если больше некому.

(Диванного мастера, говорит Гарик, можно без труда узнать по двум рулонам поролона, прикрепленным за спиной. Мы похожи на аквалангистов, да? А издалека кажется, что крылья…)

Олежка на заказы не выезжает, он только за ниточки дергает. Достает материал, улаживает конфликты, зарплату выдает. Гарик делит ее по-своему, наверняка с гаком в мою пользу, но еще чуть-чуть и я накоплю на машинку с оверлоком, а от этого будет польза всем, не только мне, но и хозяевам диванов, их женам, детям и дальним родственникам, приезжающим в Москву погостить.

Все работы хороши, выбирай на вкус, учили нас в школе, и выучили. Проверила на себе, убедилась — да! Интересно, например, снимать тканевые слои со старой мебели, постепенно перемещаясь из двадцатого века в девятнадцатый (доверить такое нам, самозванцам! а если испортим?). Интересно пить с напарниками пиво на бульваре, после рабочего-то дня. Но самое смачное — это звонить в дверь и на вопрос «кто там?» отвечать тоненьким голоском — МАСТЕР.

Вы бы открыли?

Баев по-прежнему что-то крутит втихомолку, мухлюет (с квартирами? ядом? баксами?). Законтачил с Элькой — ходит к ней как на работу, жалуется, наверное. Ждет, когда же я сорвусь, но мы с Митей после того эпизода в лифте дальше не пошли. Остановились на краю, сели, сидим, разговоры разговариваем. Тринадцатый этаж пусть делает что угодно, но не мы. У нас же все не как у людей, правда, Митька?