Читать книгу - "Есико - Иэн Бурума"

Сайгон я возненавидел с первого взгляда. Был май, но я чувствовал, себя так, будто меня укутали теплым и влажным одеялом. При каждом выходе из отеля ко мне постоянно бросались китайцы с золотыми зубами, предлагая купить у них поддельный антиквариат, местные деньги или девочек. Еда на вкус была похожа на мыло, и повсюду были янки, относившиеся к городу как к персональному борделю: громадные парни с красными мордами боровов обнимали своими жирными розовыми ручищами одну, двух, а то и сразу трех девиц, гикая и вопя друг на друга, как абсолютные дикари. В памяти всплыли самые неприятные воспоминания о моем родном городке. Но теперь я был взрослым. И больше не восхищался этими варварами — ни явно, ни даже украдкой. Я видел их такими, какие они на самом деле, и ненавидел за насилие над этой маленькой азиатской страной, за то, что они развращают ее народ своей бессмысленной жадностью. Чем быстрее Вьетконг захватит этот город и выбросит отсюда иностранных империалистов, тем лучше.

Я попытался донести это до Ямагути-сан, но она попросила меня не быть «чересчур политическим».

— Программа должна устраивать телевидение. Забудь всю эту теоретическую дребедень, — сказала она. — Мы должны научиться делать так, чтобы вьетнамцы могли передавать свои чувства прямо в сердца наших слушателей.

Это было очень характерно для нее. Хотя мое первое впечатление от Ямагути-сан было как у глупца, не оценившего глубины ее личности, уже очень скоро я начал относиться к ней с большим уважением. Во время полета из Токио в Бангкок она рассказывала, что испытала во время войны. Мы, японцы должны учиться у своего прошлого, сказала она, должны быть на стороне азиатов, простых людей, против иностранных агрессоров. Было совершенно ясно, что ее сердце находится в правильном месте, даже несмотря на то, что в политике она оставалась очень наивной. В ней обнаружилась такая чистота, какой я никак не ожидал. Все, чего ей не хватало, — лишь немного образования.

Как и следовало ожидать, репортером она оказалась старательным и расхаживала повсюду в голубом костюме-сафари. Первым в списке «гаваней для захода» у нее значился Клуб иностранных корреспондентов, где она интервьюировала японских журналистов. С политикой или без, но я чувствовал, что нам жизненно важно сделать несколько кадров на передовой и взять интервью у настоящего вьетконговца. Она согласилась. Посольство Японии в лице нервного коротышки Танаки информировало нас о том, что оставлять Сайгон слишком опасно. Особенно ночью, предупредил он нас, когда Вьетконг устанавливает свой контроль над деревнями и никто не знает, что может произойти. Нескольких японских репортеров уже подстрелили, и правительство Японии не может поручиться за вашу безопасность. Я подумал, что все это чепуха. Да и Ямагути-сан, благослови бог ее храброе сердце, тоже не приняла бы «нет» в качестве ответа. Нам нужно поговорить с простыми вьетнамцами, настаивала она, чтобы выяснить, как они относятся к войне.

В итоге, после многочисленных протестов Танаки, был организован поход в деревню километрах в пятнадцати от Сайгона. Посольство предоставило нам переводчика, а мы наняли пятерых охранников. Я пошел первым, чтобы организовать место для съемок, вместе с оператором, молчаливым парнем по имени Синто, и звукооператором Хигучи, который любил поболтать. Ямагути-сан шла за нами под охраной. Она была одета в длинное шелковое вьетнамское платье, на голове — крестьянская шляпа из рисовой соломки. Вьетнамские дети касались рукавов ее платья с таким восхищением, словно оно было сшито из золота. Взрослые, похоже, тоже хотели бы к ней прикоснуться, но очень стеснялись. Я нашел этот наряд неудобным, но Дэвид Найвен настоял на нем. «Для успешной передачи самое то», — сказал он.

Пока мы устанавливали оборудование, нас опять окружили дети, верещавшие, как мартышки.

— Они думают, что вы китайцы, — объяснил переводчик.

Хигучи отчаянно затряс головой и сказал по-английски:

— Нет, нет, мы японцы. Японцы!

Он все время складывал из кусочков цветной бумаги фигурки птиц и раздавал детям, которые немедленно раздербанивали их на кусочки. Ямагути-сан еще более усложнила ситуацию, обратившись к жителям деревни на мандаринском наречии. Тогда из какой-то хижины извлекли беззубую старуху в черных штанах. Она произнесла несколько слов на том же китайском диалекте. Ямагути-сан что-то очень медленно ей сказала. Старуха обнажила в кроваво-красной улыбке беззубые, натертые бетелем[71]десны и сообщила жителям деревни, что мы японцы. Переводчик сообщил с кислым видом, что он только что им это сказал.