Читать книгу - "Из морга в дурдом и обратно - Андрей Шляхов"

Она взяла со стола письмо, открыла его на последнем листе и прочитала:

— «Тюрин Е. И. психическим расстройством не страдает. Выставленный диагноз „Расстройство личности и поведения вследствие дисфункции головного мозга“ является необоснованным, не соответствующим действительности, а также принятой в настоящее время классификации болезней». Даже выговора не дадут, а если и дадут — переживем как-нибудь.

Заведующий молчал. Возразить было нечего — Безменцева была права, права по всем статьям.

Тамара Александровна легко оттолкнулась от стола и, вульгарно виляя задом («чувствует, тварь, что так и хочется завалить ее прямо в кабинете»), пошла к двери.

— Деньги ведь возвращать придется… — сказал ей в спину Лычкин.

— Только половину, не больше, — обернулась Безменцева. — Я договорюсь с племянницей. Ведь мы же старались, работали, время на деда тратили…

Можно было и ничего не возвращать, но подобное поведение чревато неприятностями. Деньги взял, а дела не сделал — скользкая ситуация.

Безменцева хотела еще что-то добавить, но вспомнила, что у нее еще не описан новый больной, и поспешила в шестую палату…

Данилов вернулся с обеда несолоно хлебавши. Дошел по коридору, вдоль которого цепью тянулись койки (Данилов знал, что сюда кладут тех, за кем надо присматривать, ведь индивидуальных постов на всех не напасешься: каждый пост — это один живой представитель среднего медицинского персонала), до столовой, получил от толстой тетки в грязноватом халате ложку и тарелку, встал в очередь за супом. Посмотрел на мутную коричневатую жижу, которую налили стоящему впереди парнишке, и перешел в очередь за вторым блюдом.

На новенького никто не обращал внимания. Персонал занимался своим делом — раздавал еду и контролировал процесс ее поглощения, а больные сосредоточенно ели. Данилов отметил, что практически все пациенты, кроме одного улыбчивого мужика (явного олигофрена, если судить по виду), очень сосредоточенны на чем-то своем. Даже смотрят не вперед, а словно внутрь, в себя. Оно и лучше — никто с разговорами не пристает, как Юра.

Сосед был здесь же — сидел за одним из двух длинных столов и усердно наворачивал суп, в который накрошил целый Эверест черного хлеба. По сторонам не смотрел — пялился на ложку, не иначе как боялся пронести ее мимо рта.

Второе впечатлило еще меньше первого. По правде говоря, картофельное пюре с двумя мясными (а на самом деле, скорее всего — псевдомясными) биточками выглядело не так уж и плохо, но Данилов его не захотел. Выпил стоя стакан теплого чая, сдал той же тетке чистыми тарелку и ложку и вышел в коридор.

Почитал «наглядную информацию» — «Перечень предметов, запрещенных для передачи больным» (мобильные телефоны, ложки, ножи, вилки, бритвенные лезвия, пилки для ногтей, иглы и всякие другие металлические предметы) и «Правила передачи передач», да-да, именно так. Передачи нельзя было передавать в стеклянной посуде и в термосах. Также запрет касался скоропортящихся продуктов, консервов (в любой таре), сушек (чем им сушки не угодили, они же не портятся?), чая, кофе, какао и «несваренных круп». «Наглядную информацию» защищали помутневшие от времени листы оргалита, прикрепленные к стене шурупами с расточенными шляпками — не вывинтить. Психиатрия.

Дверь, ведущая из отделения наружу, тоже была «психиатрической» — с откидным окошком, запертым на большой шпингалет, и дополнительным замком, отпираемым универсальным четырехгранным металлическим «ключом-ручкой». Подобные замки можно увидеть в поездах. У всего персонала есть ключ от всех дверей, а у больных его нет. На ночь отделение запирается и на обычный замок, ключ от которого хранится у постовой медсестры.

Пост в отделении находился за деревянной загородкой и оттого немного напомнил Данилову барную стойку. Сидевшая на посту медсестра скользнула по Данилову взглядом и продолжила свое дело — проверку листов назначений. Данилов пошел дальше. Он помнил, что дверь его палаты находится напротив процедурного кабинета, но номера ее не знал и оттого удивился про себя прикольному совпадению — на двери красовалась трафаретная цифра «6», нанесенная коричневой краской. Совсем как у Чехова, только сосед не такой колоритный, как чеховские герои. Впрочем, может, еще проявит себя…

Вид из окна палаты сквозь внутреннюю, запертую на висячий замок железную решетку не порадовал — кусок бетонной ограды, угол соседнего корпуса, одноэтажное кирпичное здание (морг, что ли?), к которому сбоку прилепилась помойка — десять металлических контейнеров в два нестройных ряда. Помойка сулила много шума по утрам, или когда там у них принято заменять полные контейнеры пустыми?

Постояв с минуту у окна, Данилов улегся на свое место поверх одеяла. «Надо будет попросить у Елены детективов, — подумал он. — Или записаться в больничную библиотеку. Здесь же должна быть библиотека. Впрочем, ходить туда будет можно лишь тогда, когда разрешат прогулки… Так что придется обратиться к Елене. А то тут от скуки с ума сойдешь. Хотя нет, с таким соседом, как Юра, не заскучаешь. К сожалению…»

Подумал о том, как бы на пустующие койки не положили кого похуже Юры, и за неимением дерева под рукой (тянуться до подоконника не хотелось) костяшками пальцев несильно постучал себя по голове, немного удивившись неожиданной чистоте звука.

В этот момент дверь открылась — пришел Юра.

— Что-то я тебя на обеде не видел, — сказал он, забираясь под одеяло.

— Да я только чаю выпил и ушел, — ответил Данилов. — Аппетита нет.

— Появится, — обнадежил Юра и заворочался, поудобнее устраивая голову на подушке.

Едва он затих, как дверь снова открылась и женский голос позвал:

— Спиридонов!

— Я-а! — не сразу откликнулся Юра.

— Выходи, сколько тебя ждать!

Поминая чью-то мать, Юра поднялся и вышел — не то на процедуры, не то на обследование. Данилов недолго скучал в одиночестве — минут через пять к нему пришла врач.

— Если вы еще не знаете, то меня зовут Тамара Александровна, — проинформировала она. — Я буду вами заниматься.

Села на Юрину койку, закинула ногу на ногу и занялась Даниловым.

Данилову палатный врач не понравилась, что называется, с первого взгляда. Если во время профессорского обхода она держалась нейтрально-отстраненно, то сейчас, при беседе с глазу на глаз, ее манера общения стала снисходительно-покровительственной.

В анамнезе Тамара Александровна копаться не стала (хоть на том спасибо — повторения ночного «допроса» Данилов не выдержал бы). Осмотром тоже пренебрегла — хватило того, что при профессоре измерила давление и прослушала легкие. Чуть медленнее, чем во время недавнего обхода, пролистала историю болезни, осведомилась насчет непереносимости препаратов и заявила:

— Ну, что же, Владимир… Александрович, начнем вас лечить. Человек вы молодой, трудоспособного возраста, поэтому к лечению, я надеюсь, отнесетесь ответственно. Здоровье — это ведь как бизнес, сколько в него вложишь, столько и отдачи получишь.