Читать книгу - "Вот оно, счастье - Найлл Уильямз"

Выйдя к нам, доктор Трой произнес:

– Не утомляйте ее.

Мы вошли в комнату, и Анни опровергла наши ожидания тихой улыбкой.

– Мои кавалеры, – произнесла она. – Не заварит ли кто-то из вас чай?

Необычайной она была женщиной и, как все необычайные люди, становилась еще необычайнее по мере того, как узнаешь ее.

– Завтра принеси скрипку, – велела она.

Почему не позвонила накануне, она никак не пояснила, а я не стал спрашивать.

Уйдя от нее, я отправился в Авалон, дверь открыла Ронни, пригласила меня на чай. Часа два проговорили мы с ней на заросшей шашечной доске, что некогда была внутренним двориком. Мне хотелось упокоить голову у нее на груди. Я хотел, чтобы мир ненадолго замер. Ни того ни другого не случилось, но когда шагал обратно по аллее, я ощущал воздействие некоего бальзама.

В тот вечер телефон вновь зазвонил, и Кристи едва ль не побежал к нему.

– А дальше?..

– А дальше я отправился в Марокко, – сказал Кристи не моргнув глазом и продолжил с того места, где остановился, подобно тому, как это бывает в сешунах^[124] – одна мелодия перетекала в другую и лепилась единая музыка, – или подобно фахской Шахерезаде, каким сделается он в легенде этого времени.

Сидя за окном, продолжил он повесть, а в саду снаружи мы с Дуной и Сусей вздохнули с некоторым облегчением. Готов признать, что на время пал жертвой магического мышления – позволил себе считать, будто Кристи способен удерживать Анни Муни в живых своей историей, будто пока рассказывает он, а она слушает, ей не умереть и повесть его растянет не только время, но и действительность и вечно не подпустит тот миг, что следует за этим.

* * *

В один из тех дней к нам во двор вкатился автомобиль и из него выбрался Харри Спех. Он объезжал округу перед включением электричества. Все провода в приходе уже протянули, он был готов, бригады уже уехали. Кристи полагалось уезжать. То ли из профессиональных, то ли из личных соображений, поскольку Комиссии не нравилось выпускать из своих рук ни один дом, а может, оттого что был он из тех, кто ставит точки над всеми “ё”, Спех пробежал пальцем по колонке с фамилиями фахан, ставших клиентами, и дважды пристукнул по “НП” – “не подключен” – напротив фамилии моего деда. Вспомнил свой визит в этот дом, и малая досада разъела ему десну. Он прижал нарыв языком. Стало хуже. Спех почувствовал, что против него восстают. Надел шляпу и отправился к машине.

Дискуссии между моими прародителями насчет того, почему Дуна отказался принять электричество, не случилось. Суся слишком хорошо знала своего супруга. Знала, о чем можно спорить, а о чем нет. Могла поносить его за всевозможные несуразности: “Кем надо быть, чтоб класть ножи вместе с вилками? А ложки – они ж везде!” Но в этой потасовке жертв не было. Сусе было ясно: электричество – не тема для спора. Женам приходится быть мудрее своих мужей. Незачем было толковать с Дуной. Она прожила с ним так долго, что ей и одного взгляда на лицо его в профиль хватало, чтобы прочесть все у него в голове. Она знала, что не в замшелости причина его отказа от электричества, – еще поискать таких мужчин, кого чудеса электричества порадовали бы сильнее. Это страх, что в тот миг, когда перекинут тумблер, мир рухнет. Бабушка это понимала. Понимала она равновесие канатоходца, какое держали они едва ль не полвека, кутерьму бытия, которое обустроили на манер своих родителей и прародителей и которое пережило десяток сыновей-сорвиголов в четырех комнатах в затопленном месте на дальнем краю мира, где пояса то затягивали, то расслабляли согласно потребностям и без всяких чужих указок, только по своим. Суся знала, не произнося ни слова: вышагивая по тому канату, они оставались свободными.

То, что не поднимала она вопроса об электричестве в разговорах с дедом, – поступок любви и супружества.

– Хозяин дома? – поприветствовал ее Спех.

Я отложил скрипку. У Спеха был глубоко прожаренный вид, рыжий и хрустящий. Он крепко встал у низкого огня в очаге. Шляпу не снял. На сквозняк, возникший от Спеха, торф высунул язык-другой дыма. На углях стояли две пустые банки из-под горошка, в каждой по яйцу. Суся пришла из коровника, вытирая руки о тряпку.

– Хозяин есть?

– На заднем дворе.

– Я позову, – сказал я.

Суся предложила гостеприимство – отправилась ставить чайник.

– Чай не буду. – Это последнее, что я услышал.

Дуну я нашел на заднем лугу. Там его можно было отыскать – он просто стоял и озирал – во всякое время, и точно не скажешь, чем он там занимался, а если спросить, то, вероятно, и не смог бы он ответить, однако вид его там, одинокого, был некой подпиткой и так и остался со мной как нечто несомненно хорошее в этой жизни.

– Спех приехал, – сообщил я.

Дуна расплылся в своей круглой улыбке.

– Спех, повидать тебя хочет. Он в доме.

Когда мы явились в кухню, Спех все еще попирал то же самое место. Сусе пришлось изобретать, как себя вести с гостем, отказывающимся от чая. Она взбивала непухлые подушки, включая могильную плиту “Альманаха старого Мура”. Втуне. Спех усаживанию не подлежал.

– Вы решили пойти против здравого смысла, – таков был его зачин. Он прижал языком чирей на десне. Для инженера узость ума у него была исключительная – или же фокус слишком резок: Спех всегда видел перед собой лишь что-то одно. В тот миг этим одним оказался мой дед – тоже чирей.

Выражение лица у Дуны не изменилось. Тот же округлый, открытый вид безнадежной надежды, в коем нет ничего, кроме доброты и удивления.

– Ну дела! – произнес он и склонился почесать Джо голову.

И стоило ему произнести это – подобно тому, как проникает свет и явственно показывает то, о чем знаешь с самого начала, – как Дуна терял слух.

Когда же Спех спросил:

– Вы подумали, что теряете? – а дедушка вообще никак не ответил, тут я понял, что слух он уже потерял. Я поглядел на бабушку и сразу понял, что и она это знает, что глухота учтена в их совместном пакте, и ничего больше не мог я поделать, чтоб не сшибло меня с ног это присутствие рядом с любовью.

– Подумали, – сказала Суся. – Нам не надо.

Что-то в Спехе требовало выхода. Это мне стало ясно позднее. Не то чтоб видел он в моем деде оппонента – дело в давлении, необходимом для электрификации, для того чтобы разбираться со всевозможными непредвиденными заминками, от бестолковости или упрямства, человеческими и производственными, от него нагнетался пар, едва ль не зримо шипевший из косматых Спеховых ушей.

– Будете сидеть впотьмах, – сказал он. Неудачно подгадал, прекрасная погода ослабила этот довод. Спех, как боксер, восстановил стойку. – Останетесь позади всех. Остальной мир двинется дальше. А вы – нет. У ваших соседей будет. А у вас – нет. Сплошь тяготы и одиночество будут вам. – Отвел взгляд от Дуны и Суси. – Вот уедем и больше не вернемся. – Глаза – серые камешки, ничего в них щедрого.